Так, в 1855 году двумя казаками станицы Урупской была продана в горы казачка этой станицы Марья Зеленская. Женщина пробыла в плену 12 лет и только после окончания военных действий на Северном Кавказе смогла вернуться в родную станицу. Вот как сама она рассказывает об обстоятельствах похищения: «Во время военных действий с непокорными горцами, муж мой Панкрат Зеленский из станицы Урупской был выслан в числе с прочими казаками в ст.Лабинскую для занятия караула. Я же оставаясь без него одна, терпела от его родных разные притеснения, особенно от свекра, который подбивался ко мне, чтобы я с ним жила, на что я не согласилась. И во избежание всякой от него неприятности я решилась уйти из ст.Урупской в Лабинскую к мужу и там на притеснения свекра ему пожаловаться… Нашелся казак с предложением доставить меня в Лабинскую, на что я охотно согласилась, воображая то, что меня дорогой с ним никто не обидит… Он вывез меня из станицы на огороды, где встретился с другим казаком, стал говорить шепотом, после чего выдали меня прямо в руки недалеко от нас находившихся горцев» (Государственный архив Краснодарского Края, ф.254, оп.1., д.1044, л.127-127об.). Как показывают материалы дела, преступные казаки получили за женщину желтую черкеску, пистолет и шаровары.

Судьбы линейных казачек в горах могли быть различными. Плененные россиянки могли стать женами свободных горцев (Подобный случай описывается И.Капаевым в его повести «Хота и Мария». (Капаев И.С. Хота и Мария. //Уплывающие тени. – Ставрополь, 1999. – С. 69-98.)), их наложницами, женами рабов (а иногда супругами российских беглых военных), просто работницами. Горцы очень редко женились на своих пленницах (Итоги фольклорно-этнографических исследований… за 1998 г… С.33.), чаще пленные казачки выходили замуж за попавших в неволю казаков или крестьян (РГВИА, ф.15264 «Штаб начальника Кубанской Линии», оп.1, д.6, Лл. 1-2.). Например, захваченная в 1820 г. с двумя дочерьми казачка София Власенко была выдана ее владельцем черкесским дворянином Супако замуж за российского человека. В марте 1824 г. она была выкуплена из плена бывшим мужем вместе со своим двухлетним «незаконнорожденным» ребенком (Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: Репринтное воспроизведение в 2-х томах. Т.2. - Краснодар, 1992. (Репр. воспр.: Екатеринодар, 1910-1913.) – С.524.).

Горцы иногда отдавали пленниц в жены перешедшим на их сторону российским солдатам. Например, в 1859 году возвратилась «из плена от горцев казачья дочь станицы Васюринской девица Евдокия Гулева, с прижитыми ею находившимся там в бегах рядовым Кавказского линейного №2 батальона Василием Ревельевым, детьми: сыном Николаем 4 и дочерью Параскевью 1-го года». Она была «водворена на жительство в станице Васюринской, с причислением выше упомянутых детей ее в эту станицу и с записанием сына Николая в списочное состояние под фамилией Ревельева» (Государственный архив Краснодарского края, ф.259, оп.1, д.2452, л. 1-1об.).

Черкесы стремились женить своих рабов, имея для этого вполне экономическое обоснование: рожденных детей, когда они крепли, отнимали у родителей и продавали (Клычников Ю.Ю. Очерки истории прошлого народов Северного Кавказа /Под ред. проф. В.А.Казначеева. – Пятигорск, 2004. - С.72.). Это провоцировало русских пленников на совершение побегов, рискуя усугубить свое положение. Например, в феврале 1834 года «выбежал из плена от закубанцев русский человек Трофим, не помнящий своего прозвания», с четырьмя детьми, нажитыми в рабстве от русской пленницы. Беглец еще в шестилетнем возрасте был захвачен во время погрома селения Каменнобродского в 1809 году и больше 20-ти лет провел в рабстве (РГВИА, ф.15264, оп.1, д.6, Лл.1-2.). Хотя не всегда мужем пленницы становился русский человек – после смены религии она могла быть выдана замуж и за горца-мусульманина, находящегося в рабстве у ее хозяина.

То, что российские пленницы являлись в глазах горцев просто их имуществом, красивым товаром, иногда провоцировало весьма характерные столкновения между кавказцами. Интересную кабардинскую легенду-быль о подобном конфликте приводит Венуолис Антонас-Жукаускас: «Однажды задумали оба кунака наведаться в поселения гяуров далеко за Кубанью и добыть оттуда породистых коней и красивых женщин. Вызвали они джигитов и из других аулов и отправились в далекий ночной поход. Не все джигиты вернулись из этого набега, но те, кто вернулся, привезли с собой богатую добычу. Они быстро поделили ее, но оба кунака Алибей и Двалибей никак не могли уступить друг другу одну пленницу — голубоглазую и свет¬ловолосую молодую уруску. Алибей предложил за нее Два-либею всех пленных; Двалибей же в обмен за уруску по-сулил, кроме пленных, и всех кровных коней. Алибей от-казался в пользу Двалибея от всех захваченных им женщин; Двалибей давал ему в придачу к ним и одну из своих жен, прекрасную Фатиму. Алибей положил кунаку на стол свой лучший кинжал в дорогих ножнах с кубанской насечкой и выгравированной молитвой из священного корана; Двалибей протянул ему свою кривую саблю из дамасской стали с изображением гроба Магомета на рукоятке.

Присутствовавшие при дележе мудрые муллы и старые хаджи-мюриды посоветовали им продать красавицу-уруску в гарем турецкого султана или персидского шаха и полученные деньги поделить пополам, но соперники не согла¬сились. Отвергли они и предложение мудрецов — ради спокойствия обоих кунаков столкнуть пленницу с горы в пропасть или бросить ее в стремительный Баксан... Нахмурился Алибей, помрачнел и Двалибей. Так как дележ шел во дворе Алибея, то пленная уруска оставалась в его гареме. Расстались оба кунака уже не кунаками: Двалибей, уходя, не пожелал мира дому Алибея, а Алибей не проводил своего бывшего друга до ворот.

Прошло некоторое время. Двалибей теперь охотился один со своими узденями. И в ночные походы отправлялся он без своего бывшего кунака.
Алибей же обзавелся другими кунаками и так же, как прежде, нападал на степные караваны и грабил их.

Но однажды ночью, когда он со своими новыми кунаками выехал в степь, на его саклю внезапно напал Двалибей: перебил евнухов, выкрал из гарема красавицу-уруску, опозорил и других женщин Алибея. Увидев, что красавица похищена и гарем обесчещен, вернувшийся из набега Алибей воспылал страшным гневом и, призвав тотчас абреков и новых своих кунаков и всю родню, напал на двор Двалибея. Сначала только перестреливались и рубились мечами, но скоро выхватили из ножен кинжалы и сошлись грудь с грудью. И полилась кровь джигитов. Много их пало с одной стороны, не меньше погибло и с другой, но все же Алибею удалось захватить хоть труп уруски: Двалибей, видя, что ему не устоять, вонзил ей в грудь кинжал и покинул свою саклю.

И началась между обоими родами кровная месть…»( Антонас-Жукаускас Венуолис «Кавказские легенды. По мотивам кабардинских преданий. Скала кровной мести. – Гос. издательство худ. лит-ры Литовской ССР, 1955. – С. 33-47.).

Российские женщины довольно часто становились служанками горцев. Ф.Торнау упоминает о плененной на Линии казачке Марии, которая жила служанкой у черкеса. «Она хорошо говорила по-черкесски, совершенно обжилась в доме своего господина и не думала возвращаться на русскую сторону, где она все потеряла со смертью мужа, убитого в ее глазах во время неприятельского нападения. У нее был сын, абадзехский мальчик, составлявший ее единственную привязанность и последнюю надежду в жизни» (Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. – М., 2000. (Репр. воспр.: М., 1864.). - С.242.).

Изредка несчастные женщины становились сексуальной утехой для горских отрядов. Такой случай привел в своих мемуарах граф де Рошешуар, адъютант императора Александра I. Он описал, как после взятия российским отрядом одного из черкесских аулов там были захвачено восемь женщин. «Что касается пленниц, я ожидал увидеть красавиц-черкешенок; но меня постигло полное разочарование! Все были старые и некрасивые. Одна из них рассказала, что она казачка, похищенная несколько месяцев назад; ввиду ее беременности у нее спросили, кто же тому причиной? «Бог его знает, - отвечала она, - их было так много, что я не знаю, кто отец ребенка!» (Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. – СПб, 2002. – С. 342.)

В большинстве случаев появление детей заставляло казачек смиряться с положением пленниц. С течением лет они перенимали горские обычаи и язык. «Кубанские войсковые ведомости» сообщают о казачке Аксинье, вышедшей из плена «с грудным детем», лет 40-ка, которая «разговор по-русски мало знает» (Кубанские войсковые ведомости. – 1865. - №16 (24 апреля). – С.3.). Видимо она была похищена маленькой девочкой и за 30-35 лет, прожитых в горской среде, практически забыла родной язык.

Такие пленницы даже при имеющейся возможности не возвращались в родные станицы. Например, информатор Анна Васильевна Верховых из ст. Воздвиженской рассказывала о своей прабабушке: «Они пошли с сестрой белье постирать. Девочка вот эта, что моя прабабка, ей было восемь лет. И она-та стирает, эта стоит, она глянула, шо через речку плывут черкесы. Она гаварит: «Черкесы идут!» Она гаварит: «Ну, ты бежи», а она - эта, барахло стала собирать. И они ее взяли». Через двадцать лет, по словам рассказчицы, когда русские войска заняли Закубанье, «она падходить, разговариваеть:

- Вы откудова?
- Из Майкопского отдела.
- А станица?
- Станица Воздвиженская.
- И я, — гаварить, — ваздвиженская! -А как...?
- Комарова.
- Ага, а-а-а, что украли? - Да.

Ну, гаварит, и брат цей, уже брат служил там, а брат где-то на посту был. Она сказала: «У меня трое детей. Два сына женатых. Один еще нет» За черкеса она вышла замуж... Брата притащили, это уже солдаты русские,они ее прибрали. Ненашли. Она сказала: «Я поехать-не поеду. У меня уже тут семья. И дети. И так они больше не встречалися» (Цитата по: Матвеев О.В. Враги, союзники, соседи: этническая картина мира в исторических представлениях кубанских казаков. – Краснодар, 2002.- С.63.).

Рассказывает о подобном случае и летописец ст. Кавказской войсковой старшина А.Д.Ламонов. «В исходе лета 1864 года в ст. Кавказскую приехала рослая старуха черкешенка с двумя сыновьями лет от 25 до 30, рослыми, рыжеватыми молодцами. В штабе бригады, в ст.Прочноокопской, черкешенка заявила, что она давно-давно была взята в плен, назвала станицу «Капкаская» и брата своего «Огопь», что она желает вернуться в станицу со своим семейством. Она удивлена была переменой станицы, полагая, что ее привезли не в «Капкасскую», а в другую какую-то станицу. Как потом оказалось, она взята в плен до 1830 года. Ее повели в старую, так сказать, станицу; она долго ходила по станице, отыскивая родной дом; как только вышла на бывшую главную улицу, так прямо пришла к дому Агапа Калгатина, указывая на дом, сказала; «Кардаш Огоп» (брат Агап). Радоваться ее возвращению было некому; Агап и его жена умерли. Сын Агапа, Иосиф, не знал свою тетку.» (Захарченко В.Г. Песни станицы Кавказской. - Краснодар, 1993. - С.306.). Не найдя в живых брата, старуха уехала из станицы и, по версии рассказчика, переселилась с детьми в Турцию.

Таким, образом, становясь пленницами горцев казачки включались в традиционную кавказскую систему торговли женщинами; их судьбы могли быть различными, но в целом они мало отличались от судеб рабынь кавказского происхождения.