В этом году тамбовская школа-интернат № 1 для детей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, получила новый статус. Теперь она официально называется казачьей детской школой имени графа Воронцова-Дашкова. Отойти от общепринятой системы интернатского образования здесь решили семь лет назад. Контингент школы, мягко говоря, непростой. Почти 20% учеников состоят на учете в детской комнате милиции. Корреспондент «Русской планеты» побывала на торжественной линейке в казачьей школе и узнала, как конная, строевая и огневая подготовка меняют «трудных» подростков.

В бывшей школе-интернате живут и учатся дети с пятого по девятый класс. Всего около 150 человек. Для 40 из них сегодняшний день — своеобразная точка отсчета. Как принято говорить на подобных мероприятиях — первый шаг во взрослую жизнь. Флаги, погоны, военная форма и парадные казачьи мундиры. О том, что это школьная линейка, а не военная присяга, напоминают лишь красные ленты с золотой надписью «Выпускник» и разноцветные воздушные шарики. Священники и казачьи атаманы говорят про веру в Бога и Отечество, выбор правильных ориентиров, цитируют Суворова. Их выступления школьники встречают криками: «Любо» и «Служу казачеству и вере православной».

Ребят представляют к воинским чинам и спортивным разрядам. Выпускники передают символическое знамя будущим девятиклассникам. Девочки вытирают слезы и выстраиваются в очередь к учителям, чтобы сделать фото на память. Педагоги же улыбаются: «Всегда бы они были такими внимательными и трогательными. Особенно на уроках».

К заместителю директора по учебно-воспитательной работе Владимиру Терехову подходит женщина с мальчиком лет 10. Они разговаривают о чем-то. Парнишка явно расстроен. Подхожу к нему, узнаю, что его зовут Димой и он специально приехал на линейку из села Донское. Спрашиваю: «Почему расстроен? Хочешь казаком быть?»

– Да!

– Не берут?

– Не берут.

– А сколько тебе лет?

– Десять. Я в третьем классе. А тут берут с пятого. Мне на лошадях ездить нравится и вообще все это очень нравится.

– Ну, не переживай, через год придешь.

– Да! С удовольствием!

Спрашиваю у замдиректора — часто ли родители подходят с подобными просьбами. Владимир Дмитриевич отвечает, что в последнее время все чаще. Как правило, рекламой служат сами ученики. Люди видят на улице ребят в казачьей форме, подходят и спрашивают — что это за школа и как поступить туда учиться.

– Это был 2008 год, — рассказывает Владимир Терехов, — коллеги из УФСИНа и Госнаркоконтроля предложили нам сделать здесь что-то вроде кадетского корпуса. А так как наш зам по воспитательной работе Сергей Георгиевич казак, новая форма обучения легко придумалась. Мы разработали программу, которая называлась «Социальное кадетство». Сидели и думали, как мотивировать детей, которые попали в трудную жизненную ситуацию. В школу-интернат ведь обычно кого берут? Это, как правило, малообеспеченные, многодетные семьи, дети, у которых нет мамы или папы и их опекают бабушки. Нам сюда со всего города переводят ребят, которые школьную программу не тянут. Много детей с хроническими заболеваниями, которые не могут учиться в обычной школе по состоянию здоровья. Сейчас в это трудно поверить, но на самом деле все так и было — это была группа фанатов, группа людей увлеченных, мы нужны были тогда только самим себе. И спасибо, что дети нам поверили. Трудно, конечно, не всем это дается, не все хотят. Седых волос за эти семь лет у меня прибавилось. Вот смотрите, почти совсем седой.

Владимир Терехов рассказывает, что ремонт в здании интерната делался в основном силами учителей. Казачье общество помогло установить на территории школы два мемориала — памятник графу Воронцову-Дашкову, чье имя теперь носит учебное заведение, и мемориал героям отечества, который пока еще официально не открыт. Кроме того, интернат № 1 — одна из немногих школ, в которых есть свой музей и своя домовая церковь.

– Вот город нам плитку б/ушную дал, будем территорию облагораживать, — показывает Владимир Дмитриевич. — А так почти все за свой счет и своими руками — дети и учителя. У нас учителя, которые могут все — и по дереву резать и иконы писать. Форму парадную раньше тоже за свой счет шили. Вот только первый год стали родителей просить хотя бы форму оплатить.

Заместителя по учебно-воспитательной работе и по совместительству математика постоянно отвлекают выпускники. Кто-то хочет сфотографироваться с бывшим педагогом, кто-то — вручить цветы.

– За что? — спрашивает Терехов. — А то тут один принес букет, я спрашиваю за что, а он говорит — не знаю.

– За то, что вы учили меня, — не теряется подросток.

– Наши ребята ездят на Бородино, — продолжает Владимир Дмитриевич, — в Москву и Тулу на места боевых сражений, занимаются конной подготовкой. Вот идет Настя — командир пятого класса. Она сегодня получила звание приказного. А это Катя — командир седьмого класса. Видели бы вы, как она строит мальчишек: «Равняйсь-смирно! Равняйсь-смирно-отставить!» Они ее слушаются.

– А куда ваши ребята поступают после девятилетки?

– Это отличный вопрос. За семь лет работы одна девочка у нас поступила в высшее учебное заведение. Окончила педагогический. Сейчас стала учителем начальных классов. Понемножку по одному по два стали идти в педучилища. В прошлом году уже шесть человек поступили. Одна наша бывшая ученица сейчас вернулась к нам и работает воспитателем. Так что появляется преемственность, чему мы очень рады. Автомехаников, поваров много.

– А в военные идут? Все-таки у вас казачья подготовка...

– Ну вот — Баклачев Александр. Он из потомственной семьи казачьей. Дед казаком был, братья деда. Он сам из Моршанска. Учится здесь с пятого класса. Плохо то, что они боятся идти дальше в десятый класс.

– Куда поступать будешь? — спрашиваю у одного из парней.

– В военные. В кадетский корпус имени Демина. Я хотел в связь пойти, но у нас в Тамбове теперь на связистов не учат. Вообще, я всегда в военные хотел. Поэтому и попросил родителей сюда меня перевести.

– Саш, плюешься на плацу! — делает замечание Терехов.

– Я не на плацу, я рядом, — реагирует подросток.

– Ты что не плачешь-то? — спрашивает замдиректора у проходящей мимо девушки.

– Я уже поплакала. Я успокоительное выпила.

– А вы, я смотрю, по-простому с ними общаетесь, — уточняю у Владимира Дмитриевича.

– Ну а как? Они мои любимые. Знаете, какие самые ругательные слова у меня? Чайник, балбес и пенек. Трудно, конечно, работать, сопротивляются дети. Не сразу привыкают к муштре. Но зато теперь они приезжают на спортивные соревнования и выигрывают.

– Может, таким ребятам как раз муштра и нужна? Не женское воспитание, а мужская рука?

– Вы понимаете, они же могут сказать — а я не хочу, зачем мне это надо. По закону мы не имеем права заставлять их хоть что-то делать. Но вот этому выпуску я очень благодарен за то, что они отучили всю школу курить. Среди них очень много спортсменов. До этого учителя все время ловили курильщиков то в туалете, то на улице. А сейчас в туалетах ни запаха, ни бычка. Они еще тогда восьмиклассниками были и отучили всю школу.

Дети расходятся по кабинетам на классные часы, а я иду в так называемый штаб — что-то вроде учительской, но для офицерского состава. Военрук Дмитрий Крячко знакомит меня с педагогами.

– Игорь Львович — преподаватель ОБЖ. Василий Владимирович — афганец, преподаватель физкультуры. Виталий Анатольевич — старший лейтенант, преподаватель НВП. Сам я веду военное дело. НВП — это теория, а у меня практика. У нас у каждого класса каждый день одно занятие после уроков практическое. Мы занимаемся строевой подготовкой, огневой, метанием ножей, лопат. Учиться у них получается тяжело, а физической силы много. Раньше они только в футбол гоняли целыми днями, а теперь у нас есть секции фехтования, рубки шашкой лозы. Это казачья дисциплина такая. Купили шашки и вот они у нас бутылки с водой полторашки рубят, тренируются, на соревнования ездят. Пытались рукопашный бой ввести, но не пошло. Решили, что слишком много травм будет.

– Это, наверное, редкость, чтобы в школе-интернате было столько педагогов-мужчин?

– Ну, женщин у нас все-равно большинство. У нас же не только учителя, еще и воспитатели, всего около 40 человек педагогов. С женщинами, конечно, они могут огрызаться. И женщины терпят. А мы такого не прощаем. Они знают, что с военруками не стоит шутить. Если мы сказали, надо выполнить задачу. По идее они тут не имеют права ни коридор помыть, ни отжиматься мы не можем их заставить в качестве наказания. Сразу прокуратура прибежит. Это эксплуатация детского труда, унижение. Дети же обездоленные, нельзя их обижать, они и так жизнью обиженные. И в итоге мы растим тунеядцев. Здесь их кормят, чистая постель, тетрадки, учебники — все бесплатно. Пугать родителями тоже бессмысленно. У большинства из них какой подход? Мы вам отдали детей, вы и воспитывайте. И вот все что, что в школе есть — это в основном дело рук педагогов: мы сами красим, ремонтируем, восстанавливаем скамейки. Есть, конечно, отдельные ребята, на которых можно положиться.

Дмитрий Крячко, как и большинство педагогов из офицерского состава, пришел в интернат около семи лет назад, когда директор школы стал искать людей, которые помогут воплотить в жизнь программу по социальному кадетству.

– Не представляете, что тут было, — рассказывает Дмитрий, — вообще не знали, что с детьми делать — шпана одна, ничего святого. Сбивались в кучи, били людей на улице, отбирали телефоны. На выпускной разгромили кабинеты, перебили окна, мебель. А потом здесь коллектив подобрался. Начали постепенно ремонт делать, военным делом с ними заниматься, форму пошили. Казачество — это что? Это вера, это служение Отечеству. И старшим-то это бесполезно было объяснять. Дисциплины никакой. Но они выпускались, а малыши приходили. И уже с пятого класса — присяга, форма, дисциплина, строевая подготовка. Вот в прошлом году мы набрали пятый класс, мы уже ими гордимся. Хорошие дети пришли. Им не нужно по десять раз одно и то же объяснять. Да и выпуск в этом году уже был интеллигентней — стихи рассказывали, расплакались. В прошлом году на выпускной они вышли педагогов поздравлять, и даже имена учителей не все знали, хотя отучились пять лет.

Педагоги связывают большие надежды с изменением статуса школы-интерната. Конечно, тамбовская казачья школа пока вряд ли может конкурировать с подобными учебными заведениями из Краснодара, Ставрополя или Москвы, где кадетские корпуса существуют уже много лет и имеют поддержку местных властей. Там есть свои лошади, конюшни, транспорт, бассейны. А в тамбовском интернате нет даже своего спортзала. Сейчас ребят все чаще стараются вывозить на соревнования в другие регионы, чтобы они, как говорит Дмитрий, не «варились» только в своей школе и смотрели как ведут себя другие.

– Они смотрят на кадетов из других школ и начинают тянуться за ними — уже нормально в строю стоять, не пинаться, не плеваться. Сейчас наши ребята уже гордятся своей школой, раньше у них такого не было. Мы стараемся привить им то, что на соревнованиях надо бороться до последнего. И вот результат — наша команда на «Русским витязе» заняла третье место по узлам. Им всегда все давали и так — без разницы с каким результатом выступят, все равно медаль дадут, сладкий приз, печенье. Для чего бегать? Что напрягаться? А сейчас мы им прививаем чувство, что надо сражаться, бороться, вы же казаки, у нас единственная в городе такая школа. В сентябре вот на Куликово поле их повезем на реконструкцию.

Во второй раз задаю вопрос: «Куда же все-таки идти выпускникам кадетских классов после окончания интерната, чтобы вся эта работа и военная подготовка не прошла даром?» Педагоги вздыхают. Говорят, что это самая больная тема. И на уровне области и на уровне государства эта система не отстроена. В интернате детям дают азы рабочих профессий. Есть кружок автодела, после которого можно получить «корочку» помощника автослесаря и устроиться на автомойку или даже в автомастерскую. Есть курсы кройки и шитья. Раньше многие поступали в десятое СПТУ в поселке Георгиевский, в котором тоже были казачьи классы. Но с началом реформ в сфере среднеспециального образования это училище расформировали.

– Проблема в чем с нашими детьми? — объясняет Дмитрий Крячко. — Мы здесь чересчур их опекаем. Если они не приходят на уроки, мы их ищем, бегаем за ними. И они к этому привыкают. Подумаешь, два-три занятия пропустил, потом неделю пропустил, ничего страшного, все равно поставят тройку и аттестат дадут. И они думают, что так везде. Они привыкают к опеке, и когда попадают в то же ПТУ или техникум, не готовы к тому, что там за ними никто бегать не будет. И вот он в одно ПТУ поступил, выгнали, в другое поступил, выгнали. В результате на металлобазе грузит металл или машины на автомойке моет. Кого-то, конечно, в армию забирают, но большинство по здоровью не проходят. Я же говорю, очень много детей с хроническими заболеваниями. Да и мозги большинство из них лишний раз напрягать не хотят, тяжело им учиться.

На часах — полдень. Офицеры застегивают верхние пуговицы рубашек, поправляют галстуки, — пора на строевую. Спрашиваю: «С детьми»?

– Нет, почему же? Сами. У нас свой хор педагогов, своя вокально-инструментальная группа. «Талисман» называется. Завтра едем на конкурс строевой песни в город Кирсанов.