В Ставропольском крае стремительно меняется национальный состав. Доля русских уменьшается, а выходцев из республик Северного Кавказа становится все больше. В приграничных районах это приобрело характер настоящего этнического бедствия. Некогда исконно русские села и казачьи станицы меняют свое лицо, в жизненный уклад привносятся несвойственные славянскому региону обычаи и нравы. Приезжие захватывают ключевые позиции в правоохранительных органах, здравоохранении, бизнесе. Не надеясь на улучшение ситуации, многие жители края торопятся продать жилье и уехать в глубь России. Из охваченного тревожными ожиданиями края — репортаж корреспондента «Культуры».

Вместо пролога

Апрель 1991-го. Борис Ельцин еще не взобрался на танк, а только собирается стать первым президентом России. В рамках избирательной кампании он приехал в тогда еще единую Чечено-Ингушскую АССР, в станицу Троицкая. Не зная, что незадолго до этого здесь произошла трагедия. Убили русского мальчишку. 17-летний Виктор Типайлов шел по улице с двумя одноклассницами. Привязалась группа кавказцев, стали оскорблять девушек. Парень вступился — его пырнули ножом. И уехали. Местная милиция, состоящая в основном из кавказцев, искать убийц не спешила.

— Когда приехал Ельцин, мы хотели рассказать ему, что произошло, хотели добиться от него наведения порядка и наказания преступников, — вспоминает бывшая жительница Троицкой Надежда Ивановна Коноплина. — На площади собралось много народу, в станице жило пять тысяч русских, да еще из соседних сел приехали. Ельцин обвел толпу осоловелыми глазами и сказал: «Вы — чеченцы? Ингуши? Берите суверенитета, сколько хотите!» Вокруг Ельцина стояли чиновники из Грозного, конечно, они знали об убийстве и не дали нам даже протиснуться к нему.

Ельцин уехал. Через несколько дней, на Пасху, ударом ножа был убит атаман Сунженского отдела Терского казачьего войска, авторитетный и уважаемый человек, Александр Подколзин. А спустя еще три недели, 27 апреля 1991 года в Троицкой случилось такое, что о станице узнала вся страна.

Гуляли казачью свадьбу. Неожиданно подъехали на машинах незнакомые кавказцы и стали приставать к девушкам. Мужчины наподдавали хулиганам. Через несколько часов те вернулись с оружием. Перекрыли все выезды из Троицкой, гоняли по опустевшим улицам, стреляли в окна. Тех, кто вставал на пути, убивали.

Надежду Коноплину в тот день Бог отвел от беды — накануне она уехала к больному отцу в Ставропольский край. Дома, в Троицкой, оставались муж — участковый милиционер, 18-летняя дочь и 15-летний сын. Из оружия для самообороны — всего ничего: казачий нож, ракетница да табельный пистолет с одной обоймой. Однако войти в дом к вооруженному милиционеру нападавшие не рискнули.

Погромы продолжались двое суток, дом, где гуляли свадьбу, был сожжен. Со стороны казаков в том кошмаре погибли пять человек — кого убили пулей в висок, кому на спине вырезали звезды, кого зарубили топором. Некоторые станичники смогли дать отпор — со стороны нападавших тоже потери — трое убитых.

После этого и начался массовый исход русских из республик Северного Кавказа. Информация о произошедшем не афишировалась, руководителей республики никто не наказал, что и было воспринято как «добро» на дальнейшее изгнание нетитульной нации. В Троицкой от рук боевиков за несколько лет погибли 67 человек — у Надежды Ивановны есть полный пофамильный список.

Семья Коноплиной, как и многие другие, вынуждена была продать дом и уехать на Ставрополье. Та апрельская ночь кровавой лентой прошлась по их жизням: сын ушел в армию — мстить за пережитое и погиб в Чечне во время контртеррористической операции, посмертно награжден орденом Мужества. У супруга Надежды в прошлом году не выдержало сердце.

… Когда я ездила навестить Надежду Ивановну, проезжала КПП. Скопилась огромная очередь машин. Проверка документов. Полицейские заходят в каждую маршрутку, вглядываются в каждое лицо в иномарке. Автомобили со ставропольскими номерами стоят в очереди смирно. Машины же из Северной Осетии, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Чечни и Дагестана норовят промчаться по обочине и протиснуться за шлагбаум — у них свое понимание порядка. Им никто не перечит.

Прощай, родина

— В школе мы никогда не задумывались, кто какой национальности, — вспоминает былые времена Мария Юрьева.

Она правнучка первых русских переселенцев, приехавших в Дагестан еще в 1905 году. С местными испокон веку жили дружно. Развивали экономику, промышленность (Машиностроительный завод имени Гаджиева в Махачкале гремел на всю страну), создавали смешанные семьи.

— Когда меня в Махачкале принимали в комсомол, — продолжает Мария, — я от волнения перечитала все плакаты и документы, которые висели на стенах горкома. Запомнила таблицу с численностью населения: на первом месте стояли русские. Это был 1984 год.

Но наступил 1992-й. Слово «суверенитет» полюбилось и здесь. В сторону русских полетели угрозы с требованием «выметаться», им били окна, вынуждая за гроши продавать жилье и уезжать.

Мария едва сдерживает слезы, вспоминая родительский дом и черешню за окном, которая давала каждый год по сорок ящиков вкусной ягоды. За бесценок отдала дом и уехала — тоже на Ставрополье. Кстати, с распростертыми объятиями переселенцев там не ждут: местные русские не любят русских из бывших республик. Но Надежде Коноплиной, Марии Юрьевой и сотням таких, как они, бежать больше некуда.

Обосновалась Мария в Курском районе. Назван он так по имени реки Куры, по берегам которой раскинулись села и станицы. В Великую Отечественную здесь проходила линия фронта, шли кровопролитные бои. После освобождения район лежал в руинах. Многие населенные пункты были стерты с лица земли, на полях боев погибли 22 тысячи советских солдат. Такова героическая история этой территории. А вот ее география.

Район граничит сразу с четырьмя республиками — Дагестаном, Чечней, Северной Осетией и Кабардино-Балкарией. До 80-х годов в этом ставропольском приграничье русские вместе с «екатерининскими» немцами составляли большинство населения.

После развала СССР немцы уехали на историческую родину. На их место пришли турки-месхетинцы из Узбекистана и Чечни. Сейчас они уверенно занимают третье место по населению после русских и армян. Численность населения по переписи 2010 года составила в районе 26,2 тысячи человек, то есть за три года выросла вдвое. И именно за счет приезжих. Не только турок, но и дагестанцев. В то же время русские, напротив, уезжали из тревожного приграничного района.

Результат наиболее нагляден на примере школ. Так, в селе Русском (!) турецких школьников сегодня учится 61%, а русских всего 25%. На хуторе Пролетарском русских учеников только 5%, зато турок — 90%! Каково русским детям в таких школах? Один пример: русскому мальчику сестра решила подарить айпад. «Не надо, — сказал он, — все равно отнимут».

Вся власть — приезжим

Любовь Владимировна Закаидзе — «русская» грузинка, родилась и выросла в селе Полтавском Курского района. Работала в магазине. Любые хамские выходки приезжих всегда пресекала, слишком агрессивных вразумляла. Ломал, например, огромный бугай-кавказец детскую площадку — Любовь Владимировна принималась стыдить его: нельзя, мол, так себя вести. Другому объясняла, что нехорошо плясать лезгинку ночью под окнами местных жителей…

Запомнили ее приезжие. Выяснили: живет одна с тремя детьми, защитить некому. Однажды, возвращаясь домой после работы, она услышала за спиной шаги. Дорога пролегала через лесок, в котором хоть глаз выколи — ни одного фонаря. Обычное дело: у власти до таких «мелочей» не доходят руки.

От сильного удара по голове женщина упала. Она узнала в нападавшем парня, которому не раз делала замечания, пытаясь образумить, Абдул его зовут. Окровавленная женщина звала на помощь, но ни души на улице. Молодой отморозок избивал ее двадцать минут. Так бы и осталась она лежать в том лесочке, если бы случайно не появились на дороге местные парни. Абдул убежал…

У этой истории до сих пор нет финала, хотя прошло уже полгода и о преступлении знают даже краевые власти. Заявление в полиции не приняли. Сказали, это побои, дело частного обвинения, обращайтесь, мол, напрямую в суд. А в суде женщина по сей день доказывает, что она не с лестницы упала, а была избита, и сделал это именно Абдул. Сам он, конечно же, не сознаётся.

Однако женщина не теряет надежду на справедливость.

— Никуда я отсюда не уеду! — говорит она. — Это моя земля!

Однако примерно то же самое, по словам моих собеседников, говорят и приезжие с Кавказа: «Все равно вы отсюда уедете, это наша земля!» Увы, все идет к этому… Таких активных, как Любовь Закаидзе, среди русских, к сожалению, мало.

— А что же мужчины? — спрашиваю у нее.

— Да нет их, мужиков, — вздыхает женщина. — Одни пьют, другие померли, третьи уехали… Вот на днях одного пожилого казака видела на остановке, ряженого. Что от них толку?

Общественная инфраструктура постепенно переходит в руки приезжих. Например, местное население в Полтавском муниципалитете боится заболеть — местной «скорой помощью» заведует приезжая из Дагестана.

— Мы для нее второй сорт, никогда врача не дождешься, зато к своим выезжает незамедлительно, — говорит Мария Юрьева.

У нее, к слову, девять детей — трое своих и шесть приемных, взятых из расформированного детдома, где она работала воспитателем и хореографом. Дети, как известно, имеют обыкновение болеть, а живет Мария за 300 км от Кавказских Минвод и за 500 — от Ставрополя, где есть больницы с современным оборудованием и квалифицированными врачами.

Депутат Курской сельской думы Николай Карцаев рассказал мне, как вызывал на дом участкового врача.

— Пришел турок, по-русски — ни слова. Мы с ним полчаса на пальцах объяснялись — какой уж тут диагноз!

Русские в хиджабах

А это уже Буденновский район. За первое полугодие 2013-го за его пределы выехали 1709 человек, а прибыли на постоянное место жительства 1452 человека, говорится в докладе главы районной администрации Сергея Рашевского. Ну и что? А то, что среди выехавших — коренные жители, русские, среди приехавших — выходцы из Дагестана, которым и продают свое жилье местные. Сегодня в городе объявления со словом «Продается» встречаются на каждом углу.

Тактика заселения Ставропольского края приезжими стандартна. Они находят брошенные дома на окраинах сел и станиц, занимают их без оформления, платят фермерам, чтобы землю не запахивали, оставляя плохо убранное зерно, а потом запускают туда отары овец, которых перегоняют из своей республики. Овцы в Дагестане растут тоже «вольными птицами» — в стадах пастись не приучены, разбредаются по округе. Вытаптывают траву, лишая пищи принадлежащих местным жителям коров, отсюда конфликты.

Пришлось болезненную проблему содержания личного скота в крае взять под контроль едва заступившему на должность новому губернатору Ставрополья Владимиру Владимирову. Он поручил краевым чиновникам выработать нормы содержания домашних животных и навести в этом деле порядок.

Кроме безработицы — главного фактора миграции — есть и другая тенденция, общая для края: старики в селах и станицах умирают или их забирают к себе уехавшие «за работой» дети. Ставшие ненужными дома продают. Кто покупает — ясно. Так исподволь меняется национальный состав края…

Сопровождается вытеснение русского населения активизацией экстремистских движений.

— Недавно по краю гуляли географические карты, на которых была проведена граница, куда русские должны удалиться — чуть ли не до самого Воронежа –– рассказывает Александр Манаков, мэр Георгиевска, казачьего города-крепости, некогда крупного промышленного центра с большим числом предприятий федерального значения. Ныне тут тоже промышленное и бюджетное зеро.

Однако русское население свое историческое превосходство здесь не уступает.

— Снижения числа русских в Георгиевске нет, — говорит мэр. — Да и на улицах кавказские лица не бросаются в глаза. Но намерение уехать отсюда у людей уже зреет — по причине понимания мрачных перспектив. Недавно на улицах нашего казачьего города появились девушки в хиджабах. Причем русские! Зачем им это? Мода, что ли?

Какая тут мода — предательство это. Вот и среди находящихся в розыске боевиков, фотографии которых расклеены по всему городу, тоже есть славянские лица. И в Ставрополе, где недавно сотрудники ФСБ разоблачили подпольное медресе, тоже мелькали русские.

Недавно приезжие из Дагестана, решив обосноваться в Георгиевске, объявились в мэрии чуть ли не с обидой: мол, у русских и армян есть свои помещения, где они могут проводить мероприятия, собираться, общаться, а у нас нет. Дайте и нам. Причем хотят не где-нибудь, а в центре города, в здании мэрии! Да еще и мечеть хотят тут построить…

— Нам известно, что активисты даже городской кинотеатр под это дело присматривают, — говорит Манаков. — Могут и выкупить, лет пять по закону будут сохранять предназначение объекта, а потом имеют право снести и строить, что захотят.

Уважают только силу

— Через пять лет тут знаете, как здорово будет! — оживленно восклицает Гаджимурат Гасанов, ассимилированный дагестанец, родившийся и выросший в Ставропольском крае. Парню 25, но он уже директор завода в Георгиевске. Завода нового — полиэтиленовых труб, отрытого на костях завода старого — полупроводниковых приборов, который возглавлял русский директор.

Новой России стали не нужны запчасти для советских телевизоров, а переориентировать производство на нечто новое и сохранить кадры ума ни у кого не хватило. Оставшиеся без работы специалисты уехали из края. Сегодня Гаджимурату непросто найти толковых сотрудников. Не говоря уж о том, что многие вообще разучились работать в советском смысле слова. Общество потребления заточено на то, чтобы делать деньги, причем быстро. В том числе из воздуха. Трудовая доблесть — анахронизм, рабочая честь — атавизм.

Смотрю на Гаджимурата: хваткий, цепкий, быстро мыслит, хорошо изъясняется, не курит, стильно выглядит, встречается, кстати, с русской девушкой. Правда, жениться не думает: родственники не одобрят. Уловил главную фишку: Ставрополье — большой бестолковый рынок, и этим грех не воспользоваться.

— Здесь нет качественных услуг, — замечает он. — Ни в сфере рекламы, ни в производстве, ни в досуге. Нет квалифицированных специалистов. Но есть масса ресурсов и возможностей.

За такими, как мой собеседник, стоят люди, красиво именуемые инвесторами. Есть, наверное, среди них те, кто действительно желает Ставрополью процветания и готов в это благое дело вкладываться. Но есть и такие, кому жмут карман деньги, у кого горят глаза не только на земли, мельницы и заводы Ставрополья, но и на власть, на должности — для себя, для друзей, для многочисленных родственников…

Но похоже, что государство все-таки начало понимать, куда может накрениться мачта ставропольского корабля. Так, краевое правительство в этом году пригласило на постоянное жительство казаков из Киргизии и Казахстана. Примерно 700 человек трудоспособного возраста. Им обещано выделить землю под пастбища, для выращивания плодоовощной продукции, строительства домов.

С идеей сбалансировать социальную ситуацию в восточных районах края, где в последние годы наблюдается массовый исход коренного славянского населения, выступил митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл.

Хороший шаг, но недостаточный. Даже если казаки-семиреченцы успешно преодолеют трудности с получением гражданства, строительством или покупкой жилья, перевезут семьи и адаптируются на новом месте, проблемы замещения русских народами Кавказа это не решит. В этом стратегическом вопросе и меры нужны государственные, масштабные. Нужна национальная, кадровая политика — продуманная и ответственная.

Я попросила прокомментировать ситуацию с исходом русских и притоком выходцев из соседних республик полномочного представителя Дагестана в Ставропольском крае Абдулу Омарова, рассказала ему о фактах возмутительного поведения его соотечественников.

Видно, что полпреду неприятно слышать эти жалобы. Что же до проблемы вытеснения русских, в частности и дагестанцами, Омаров успокаивает:

— Например, из Степновского района уезжает на родину в Дагестан даже больше, чем сюда въезжает.

Впрочем, причину этого нетипичного явления Омаров не объясняет — сказывается занятым и прощается. Не беда — причина в крае известна давно: Степновский район ставропольского приграничья славится своим особым, независимым казачьим духом, а коренное население здесь сплочено и разбавлять мононациональную свою структуру не намерено. Здесь в чести многодетные семьи, трудяги-мужики и строгие казачьи традиции. Гостям спуску не дают. Землю хотите? А чего ради? Самим не хватает. На дискотеке свою музыку хотите слушать? Езжайте домой и слушайте. Не нравится приезжим такой подход. Жаловались они на притеснения, даже в прессу обращались.

Люди и волки

Однажды мне довелось побывать в многодетной дагестанской семье Ибрагима и Патимат Магомедовых из Курского района. Я знакомилась с их бытом и образом жизни.

… Чьи-то руки подают мне тапочки, кто-то подставляет стул… Тихие голоса, ласковые интонации… Все искренне, естественно. Я наслаждаюсь воспитанностью детишек (в семье 17 внуков от двух месяцев до 17 лет), меня обволакивают душевность и покой этого дома. Я восхищаюсь мужеством и трудолюбием Ибрагима и десятков таких, как он чабанов, которые приехали на земли Ставрополья в 50-е годы по призыву КПСС поднимать животноводство и хлебнули лиха полной ложкой.

Многие и по сей день большими семьями живут в ставропольских степях (бурунах) в домиках без элементарных бытовых удобств. Чуть ли не каждую ночь они смотрят в глаза волков, которые охотятся за овцами на кошарах, воют под окнами, вынуждают спать с ружьем в изголовье и вскакивать от каждого шороха — война в Чечне спровоцировала исход хищников с гор.

У Ибрагима, как и у многих советских чабанов, есть почетные грамоты за безупречный, самоотверженный труд на благо родного колхоза, за сохранность колхозного стада. Им пионеры пели песни на слетах. Я сижу в доме Ибрагима на окраине Ставрополья в двух шагах от границы и ловлю себя на мысли, что уклад жизни этой семьи, уважительное отношение друг к другу, застенчивые улыбки женской половины семьи и открытые, сильные рукопожатия мужской — это что-то из былых, добрых, бесконечно далеких, сказочных времен. Когда люди были людьми. Просто — людьми. А не носителями суверенитета.