Нынешнюю президентскую кампанию в Белоруссии по праву называют самой скандальной в истории. После задержания двух потенциальных соперников действующего президента Александра Лукашенко — блогера Сергея Тихановского и банкира Виктора Бабарико — страну охватили массовые протесты. Еще один оппозиционер Валерий Цепкало уехал в Россию, спасаясь от преследований. Этих кандидатов — самых перспективных — отказались регистрировать, и тогда их штабы, как и другие противники Лукашенко, решили сплотиться вокруг Светланы Тихановской, которая заняла место мужа в предвыборной гонке. В интервью «Ленте.ру» лидер оппозиции рассказала об усталости белорусов от Лукашенко, оценила вероятность революции в стране и раскрыла свой взгляд на будущее отношений Белоруссии и России.

Почему кто угодно, но не Лукашенко

«Лента.ру»: Почему белорусы должны прийти на участки и проголосовать за вас? Вы считаете, что можете быть лучше Лукашенко на посту президента?

Светлана Тихановская: Я лучше Лукашенко хотя бы тем, что я с этого поста уйду. Я не буду задерживаться на нем так долго. С возвращением к прошлой Конституции (в первоначальной редакции 1994 года) я отдам людям их конституционные права. Белорусы получат свободу слова, право выбора, будет ограничен срок пребывания президента на посту. Поэтому лучше точно будет — в нашей стране произойдут перемены, которых люди ждут очень и очень давно.

Вы человек без политического опыта и внушительной команды. Белорусский избиратель, как известно, пассивен. Как вы собираетесь подтолкнуть молчаливое большинство к реальным действиям?

У вас, наверное, нет новых данных о нашей Беларуси. Мы были молчаливыми, мы были послушными, но в этом году все изменилось, поверьте. Все к этому шло. За последний год люди проснулись. Очень много факторов повлияло на то, что к людям вернулось самосознание и самоуважение. Мы почувствовали себя народом, который приходит на помощь друг другу. В разгар пандемии коронавируса, мы, граждане, собирали деньги на маски для врачей.

Когда начались задержания, наши штабы предложили помощь для оплаты штрафов. Если семья лишилась кормильца, мужа или отца, который работал, но был задержан, и семья осталась без средств к существованию, — наши люди помогали деньгами. Они стали чувствовать, что их защищают другие люди, а не государство. Люди начали приходить друг другу на помощь, раньше такого не было. Феномена такого не существовало.

А сейчас он откуда взялся?

У нас очень высокий запрос на перемены, мы устали жить при одной и той же власти, которая хамит вместо того, чтобы защищать свой народ. Наш действующий президент мог по-человечески сказать, что мы не способны бороться с COVID-19, потому что у нас нестабильная экономическая ситуация. Но нет — нам говорят, что коронавируса просто нет: «Вы видите его? Я не вижу — значит, его нет». Власти называют маски намордниками. Когда умер пожилой человек — нам с экранов телевизоров начали говорить, что он сам виноват, зачем пошел гулять, если у него столько болячек…

Мы всякого хамства наслушались с экранов. Нельзя так со своим народом! Президент, который любит свой народ, никогда такого не скажет. Ни одного слова поддержки не было — «Идите тракторами лечитесь...»

Вы допускаете возможность участия в уличных протестных акциях? Революция в стране возможна?

Смотря что называть революцией. Что такое революция? Революция — это когда люди берут в руки оружие и идут захватывать госучреждения. Вот это революция. У нас люди мирные. У нас нет оружия, нет намерений каким-то образом кровь проливать. Мы хотим сделать все мирно и честно. А то, что сейчас нам демонстрируют войска, которые есть у действующего президента, — показывают учения по разгону демонстраций, — это просто метод запугивания людей.

Я повторюсь: мы не хотим крови, мы не хотим никакой плошчи (площади), никакого майдана. Это только от него звучит. Ни от одного из нас слова «война» и «майдан» не звучали

И я уверена, что войска не пойдут против своего народа, они не пойдут против матерей, жен, детей, отцов. Вы думаете, им самим нравится, что их заставляют выходить против мирных жителей? Войска должны служить стране, а не одному человеку. В этом году мы все объединились, все сплотились, мы понимаем, что нас большинство. И люди, которые сейчас на местах, — милиционеры, омоновцы и солдаты — они тоже это понимают. И они просто перешагнут через свой страх (я не знаю, чем они руководствуются) и просто не выполнят преступный приказ, если он будет отдан.

При этом вы приняли решение не бойкотировать выборы. Считаете, что можно победить по итогам голосования?

Нет, выборы все равно будут сфальсифицированы. Но, к счастью, мы живем в стране, где разработано много методик, позволяющих доказать, что нас больше [чем сторонников действующего президента], что результаты выборов сфальсифицированы. Честным, законным способом доказать. У нас есть много проектов для этого.

Например?

Онлайн-платформа «Голос» (для защиты голосов избирателей, на сайт можно отправить фото своего бюллетеня и подтвердить выбор — прим. «Ленты.ру»). Есть более примитивные способы (показывает руку, на которой повязана белая ленточка — прим. «Ленты.ру»), но более значимые. Потому что уже на подходе к избирательным участкам люди увидят других граждан с лентами и поймут, что мы вместе. Это очень важно.

Все фыркают: что они этими браслетами сделают? А это — дух народа, понимаете? Мы приходим [на избирательные участки], нас много, и мы понимаем, что готовы один за одного стоять. Мы приняли это решение. Нас много, и наши голоса должны быть учтены.

Это очень тонкий психологический момент. И те, кто сейчас смеется, не понимают этого. Они не могут понять народ, который 20 лет живет в страхе. Чтобы надеть белый браслет, нужно тоже перешагнуть через свой страх

И чтобы не пойти на досрочное голосование, он тоже нужен, чтобы не послушаться начальника, который грозит увольнением. У каждого свой страх. У кого-то он маленький, у кого-то — больше. Мне тоже страшно, но я иду на выборы. Иду за мужа, за детей, за белорусский народ. И каждый должен это сделать в нынешнем году — перешагнуть через страх.

Если ЦИК объявит победителем выборов Лукашенко, что вы планируете предпринять?

Будем перепроверять бюллетени и доказывать, что нас больше. Будет фото- и видеофиксация [нарушений]. Таким способом докажем, что ЦИК нас обманула, что выборы сфальсифицированы. Я не понимаю, как можно будет, если в ЦИК принесут заявление о преступлении пять-шесть миллионов человек, [подтверждая], что мы голосовали за Тихановскую, говорить, что нас всего лишь 100 тысяч. Это неправда. Мы есть, это наш голос. Мы посмотрим, как у нас получится это сделать.

В каком случае вы признаете победу Лукашенко?

Вообще не рассматриваю такого варианта развития событий. Вы же видите, что происходит в стране. Я не берусь судить о рейтинге, потому что не могу его озвучивать как кандидат в президенты. Но все очевидно. Посмотрите, сколько людей приходят на пикеты. Люди верят, они знают, что нас большинство. Сколько-то [граждан при этом] не дошло [на пикеты] по каким-то своим причинам. Но нельзя обмануть волю народа.

План действий

Разве можно сменить существующий режим без силового сценария? Вы думаете, сам Лукашенко так просто отдаст власть, учитывая колоссальный административный ресурс?

У нас не было никогда перехода власти к другому президенту, поэтому как это все происходит — даже не знаю. Я думаю, что люди поздравят меня с победой, выдадут мне удостоверение о вступлении в должность президента Республики Беларусь. И все — дальше все будет хорошо. А почему нет? Да, это сложно представить, потому что у нас такого не было никогда. Но когда-то же это должно произойти. Почему не в этом году?

В случае вашей победы вы готовы обеспечить Лукашенко безопасность как экс-президенту?

Что вы имеете в виду под безопасностью? С момента, когда Тихановская вступит в должность, белорусов не будут хватать на улицах просто так. У нас не будут выхватывать людей из очередей и сажать за то, что они высказали свою гражданскую позицию. Вот это безопасность. А что вы имеете в виду под безопасностью Лукашенко? Он в опасности какой-то находится?

Имеется в виду то время, когда он покинет пост, сложит свои полномочия, когда его перестанут защищать подконтрольные органы, госбезопасность и милиция. В этом случае ему будет обеспечена защита от преследований, эксцессов разных? Ведь это важный психологический фактор — человек опасается уходить с поста президента, чтобы не лишиться льгот.

Даже не знаю, как ответить на этот вопрос. Если о физическом насилии [идет речь], я думаю, что ему, наверное, нужно будет какую-то минимальную охрану обеспечить, чтобы каких-то эксцессов, как вы выражаетесь, избежать.

Что касается вашей безопасности... Вы вывезли своих детей из Белоруссии. Это мера предосторожности? Или вам продолжают поступать угрозы?

Нет, мне угрожали только один раз по телефону. Теперь я понимаю, что это был метод воздействия на меня, он чуть не завалил всю предвыборную кампанию. Я тогда была готова уйти, потому что все понимают: дети для женщины — самое важное. И тогда я начала предпринимать все действия, чтобы их вывезти, потому что понимала, что мои дети не защищены законом, не защищены физически в этой стране. Моим приоритетом стало то, чтобы они были в безопасности. Если бы дети были дома сейчас, то можно было бы манипулировать ими, это самый легкий способ.

То, что среди лидеров объединенной оппозиции сейчас не осталось мужчин, — намеренное решение? Чтобы бороться против женской команды действующему лидеру было сложнее?

(Улыбается.) Нет, ребята. Некоторые думают, что это был какой-то план, что это давно обсуждалось. На самом деле нет. Просто так получилось. Моего мужчину посадили, потом — Виктора Бабарико, потом мужу Вероники Цепкало начали поступать неприятные звонки о том, что его могут посадить. Так получилось, что мужчин не осталось на этом пути. Но мы, как верные женщины, смелые — я такой не была, но это неважно, — встали на этот путь.

Лидеры оппозиционного движения на встрече, где они объявили об объединении усилий, 19 июля 2020 года
Фото: Сергей Гриц / AP
Справа — Мария Колесникова, представитель штаба Виктора Бабарико; в центре — Светлана Тихановская; слева — жена незарегистрированного соперника президента Валерия Цепкало Вероника.

Каждый шел своей дорогой, и в один момент мне позвонили из штаба Бабарико и спросили, не хочу ли я пообщаться. Я приехала со своими доверенными лицами, было уже два штаба в сборе — Бабарико и Цепкало. Мы сели, поговорил и поняли, что у каждого кандидата — свой электорат.

И если мы сейчас всех людей объединим, то они будут голосовать за Тихановскую как за будущего президента не потому, что она политик, а именно за смену власти, за новые честные выборы, где смогут участвовать и их кандидаты

Мы поняли, что это будет верное решение, что это объединит белорусов, и у нас все получится. Мы договорились за 15 минут с девочками. Это вынужденный шаг, просто так сошлись звезды, так получилось.

План действий объединенной оппозиции сейчас — это сопротивление для ненасильственной смены власти?

У нас взрослые люди, и все могут принять решения для себя, каждый будет нести ответственность за это. Но не могут три человека взять — и все изменить. Для этого нужно быть всем вместе. Каждый для себя сам примет решение.

Какой главный способ помочь сейчас вашему мужу и другим оппозиционерам, которые находятся в заключении?

Победить. Больше ничего не нужно, только победить.

Отношения с Россией

Кстати, вам не кажется, что резонансное заявление о том, что Белоруссии не нужно Союзное государство, оттолкнет от вас значительную часть неопределившегося электората, пророссийских избирателей?

Если эти избиратели считают, что наша страна должна от кого-то зависеть, то нам с этими избирателями не по пути. Мы ценим независимость и суверенитет Беларуси. Это наша страна, почему мы должны с кем-то объединяться? Значит, не по пути нам с ними…

Какой вы видите идеальную модель отношений Белоруссии и России?

Дружеские, взаимовыгодные. Лично я против углубления интеграции с Россией, потому что Беларусь — это суверенная страна. Мы хотим быть независимыми, хотим искать друзей, а не врагов среди других стран.

Мы навсегда с вами связаны — вы от нас никуда не денетесь, и мы от вас никуда не денемся. Но мы — отдельная суверенная страна. Мы хотим оставаться белорусами

Почему вы не используете белорусский язык в агитации? Вы вообще выступаете за расширение его использования?

Я не разговариваю на белорусской мове в обыденной жизни. У нас есть большая часть населения, которая говорит по-белорусски. Это не значит, что я не люблю свой язык. Я знаю, что использование белорусского должно расширяться в нашей стране. Это часть нашей культуры, а белорусская культура должна развиваться.

Но у нас может быть право выбора. Если человеку удобнее говорить на русском, то мы не должны его принуждать разговаривать на белорусском. Но это не значит, что мы не должны популяризировать родной язык. И если будет говорить президент на белорусском — хотя бы иногда, то начнут это делать и в правительстве, и все остальные. Это задача президента — расширять сферы использования национального языка в стране.

Русский язык при этом должен сохранить статус государственного?

Я думаю, что этот вопрос должен решать народ путем голосования, потому что один человек такие важные вопросы решить не может. Это все должно выноситься на обсуждение, на референдум.

Белоруссия должна стремиться уйти от российского культурного влияния?

Смотрите, наши культуры... Мы — славяне. Но у нас и у вас — своя особенная. Зачем интегрировать одну культуру в другую?

Мы можем совершенно спокойно идти рядом со своими культурами, дружить. Зачем сталкивать лбами культуры и языки? Мы можем мирно сосуществовать. От этого никому хуже не становится.

Как вы относитесь к декоммунизации?

Де… Чему?

К декоммунизации.

Мне очень стыдно, но я не знаю, что это такое.

Политика ликвидации наследия советского периода — люстрация, когда коммунистическим деятелям запрещают участвовать в управлении делами государства; избавление от советской топонимики и символов; снос памятников коммунистическим деятелям.

Я не буду пытаться ответить на этот вопрос, потому что его нужно обдумать. Не буду строить сейчас из себя человека, который в этом что-то понимает и задумывался о декоммунизации когда-либо. Но я подумаю, спасибо. Запишу себе это слово. «Коммунисты» как слово давно уже не употребляется…

Для России и Украины это больная тема...

Знаете, хорошо, что это для вас больная тема. У нас таких тем намного больше, и для нас эта какая-то второстепенная проблема. Она не настолько актуальна. У нас много сложных вопросов, которые волнуют белорусов гораздо больше, чем декоммунизация.

Внешнеполитический курс Белоруссии — на сближение с ЕС и США? Следует ли Белоруссии стремиться к интеграции с Евросоюзом?

А зачем выбирать? Я что-то не понимаю. Обязательно разве кого-то выбрать — либо сближение с Америкой, либо с Европой, либо с Россией?

Мы — суверенная страна, независимая. Мы хотим дружить со всеми

То есть вы за многовекторность?

Да, конечно! Мы можем дружить со всеми, с каждым наладить экономические и политические отношения. Опять же, повторюсь, я не политик. Может быть, какие-то глубинные процессы я недопонимаю, но у меня на это взгляд обычного человека.

Чего вы ожидаете, с одной стороны, от России, с другой — от США в этой избирательной кампании?

Единственное, чего я прошу у таких стран, как эти гиганты, — чтобы они призвали белорусские власти не использовать оружие, не использовать танки и войска против мирного населения. Потому что кровь нам не нужна. Мы мирные люди, мы хотим мирных перемен. Все, что сейчас власть демонстрирует, — как у них учения какие-то проходят, как танки плавают — для чего это? Чтобы запугать людей?

Мы этого не хотим, мы к этому никогда не призывали. Зачем нам демонстрировать свое превосходство? Конечно, у них есть войска, а у нас ничего нет — мы безоружные люди. Мы хотим мирных перемен, мы хотим жить в безопасной стране, мы хотим смены власти. Это нормально — когда власть меняется, когда президент меняется.

Если у вас есть возможность — призовите к нашему правительству, нашим властям, чтобы побоялись бога

Почему вы отказываетесь высказать свою позицию по Крыму и Донбассу? Как вы относитесь к жителям Севастополя, Симферополя, Донецка и Луганска, которые в 2014-м, как и вы, выходили на улицы отстаивать свои ценности?

К сожалению, на тот момент, когда все это происходило на Украине, я могла судить о происходящем с точки зрения обычного человека, который просто видел эту войну со стороны, этот ужас, который там происходил. Мы смотрели и плакали. Но тонкости взаимоотношений внутри Украины, с Крымом — мы на это никак повлиять не могли. Только с точки зрения простого человека я могла об этом тогда судить. Тяжело все это, не могу я ответить с политической точки зрения. Просто людей жалко.

Мне было очень сложно разобраться, кто прав, кто виноват, кто чего хочет. Там было такое кровавое месиво на Украине — эти пожары, где люди гибли…

(Вздыхает.) Мне страшно, что в XXI веке власть не может договориться с народом цивилизованно, что вообще возникла такая необходимость — применение оружия. Ребята, вы же в цивилизованном мире живете, зачем к таким радикальным мерам переходить! У меня такие вот ощущения.