Кто такие казаки в прошлом и сегодня? Почему государство, ранее признавшее казаков исторически сложившейся этно-культурной общностью, сегодня отказывается признавать их народом? Сколько в России казаков и их потомков, чем и как они живут сейчас? Как должны строиться их отношения с другими народами? Может ли казак быть не православным? Обо всем этом рассказывает бывший атаман Кубанского казачьего Войска Владимир Громов, стоявший у истоков возрождения казачества на Кубани и ныне продолжающий активную общественную и научную работу.

С середины прошлого года вокруг российского казачества начался настоящий информационный бум. Сперва создание регулярных казачьих дружин в Краснодарском крае, затем наделение их травматическим оружием по решению губернатора Ткачева, донской митинг с требованием признать казаков народом, заявление ставропольского митрополита Кирилла о формальном отношении к вере значительной части российских казаков…

С чем связан такой интерес к теме? Почему за прошедшие 20 лет возрождения казачества многие вопросы так и остаются нерешенными? Что даст казачеству признание его народом? Эти и другие вопросы корреспондент «Кавказской политики» обсудил с человеком, навсегда вписавшим свое имя в историю казачества – Владимиром Громовым. С 1990 по 2007 годы Владимир Прокофьевич являлся атаманом Кубанского Войска. Но и передав булаву в руки вице-губернатора Николая Долуды, он не оставляет дела казачества – как хранитель традиций, встречается со стариками и молодыми хлопцами, как историк участвует в научно-просветительских конференциях, а также работает в региональном Законодательном собрании.

- С конца 1980-х годов, с первых лет масштабного возрождения казачества, не прекращается спор: казаки – сословие, социальная группа или все-таки народ? Известна ваша, Владимир Прокофьевич, позиция в бытность атаманом. За прошедшие годы она не изменилась?

- Совершенно нет. Меняться могут взгляды в силу каких-то внешних факторов, сиюминутных интересов, от поверхностного знания предмета или если он не имеет для человека принципиального значения. В конце концов, они могут меняться у человека, который раньше над вопросом не задумывался, а теперь должен принять какое-то решение, где-то выступить. К сожалению, среди нынешних казаков достаточного много людей, к казачеству не имеющих никакого отношения. Я-то потомственный казак, к тому же получивший хорошее классическое образование, выросший в казачьих традициях.

Еще в начале своего возрождения казачество обозначило, кем оно себя считает, нужно было сказать казакам, кто мы такие и куда мы должны идти. В социальном плане российское общество до революции разделялось на сословия, отличавшиеся друг от друга системой льгот и привилегий, казаки были втиснуты в эти рамки. Но, тем не менее, казачество представляло сложное явление, в котором социальное, сословное теснейшим образом переплеталось с этническим, культурным самосознанием. Сословность всегда преобладала в отношении государства к казачеству. Здесь очень правильно сказал мой учитель, профессор Ростовского государственного университета Александр Иванович Козлов: государство всегда относилось к казачеству с точки зрения своих сиюминутных интересов и его мало интересовали взгляды, оценки и устремления самого казачества.

- Существует и другая точка зрения. Немало историков, в том числе и среди казаков, говорят об исключительно сословном делении. Служишь государству – казак, не служишь – не казак!

- Не понимаю моих коллег, которые по-прежнему талдычат о сословии. В каком бы высоком ранге не был человек, который говорит о казачестве как сословии, для меня он не авторитет. Значит, он очень поверхностно относится к казачеству, не знает его. Как я могу иметь другое мнение, если Закон РФ о реабилитации репрессированных народов говорит: «репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно – этнические общности людей, например казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида»? Для меня это определение близко к сути казачества. Так что на месте некоторых казаков, которые лезут к микрофонам, а у самих каша в голове, я бы не показывал свою слабость и некомпетентность, не давал злопыхателям насмехаться над казачеством. А самим казакам должно быть глубоко наплевать, что думают о них другие.

Что это за ерунда, в XXI веке возрождать казачество как сословие? Это значит противопоставлять казаков другим группам населения, вызывать недовольство и ставить казачество в какое-то привилегированное положение. Если до революции казачество представляло собой сословие, то войска владели всем – землей, лесами, горами, реками. Чем сейчас владеют казаки? Ничего у них нет, кроме желания быть полезными да выполнять почти бесплатно те или иные функции. Тогда получается квазисословие.

- Раз есть этническая общность людей, значит, должны быть и культурные, национальные особенности. Но для большинства обывателей современный казак – мужчина, надевший папаху и взявший нагайку, вот и все отличие…

- В 1920-е годы в эмиграции вышла книга, в которой покинувшие страну казаки, священнослужители, интеллигенция поделились своими взглядами на прошлое и будущее казачества. Член Донского правительства Мельников там хорошо описал суть казачества (Владимир Прокофьевич достает желтую репринтную книгу, открывает ее на нужной странице с подчеркнутым красным карандашом абзацем): «Сущность казачества не в лампасе и не в чубе (есть казачьи войска, и не носящие лампаса и чубов), хотя и это все дорого казаку, и не в «образе служения», а в казачьем духе, традициях и навыках, казачьей психологии вольного человека, независимом характере и чувстве собственного достоинства, в безграничной любви казака к родному краю, в его широкой терпимости, в его предприимчивости, умении защищать свои права – вообще, прежде всего, во внутренних качествах казака».

- Почему же тогда власть, признавшая в начале 90-х годов казачество этнической общностью, не закрепляет за ним званиям народа сегодня?

- Действительно, до середины 1990-х годов это определение казачества повторяли указы президента, законы, региональные акты. Потом, с моей точки зрения, государство само испугалось этой идеи. Если говорить о казачестве как народе, значит, им нужно дать какие-то территории, самоуправление и многое иное, что нужно для жизни казаков, возрождения их бытовых традиций и условий. Тему стали замалчивать. Многие казаки, да и атаманы, повторяют то, что им сказали. Хотя и начальство наше, как показывает действительность, очень часто заблуждается. Для меня намного важнее, что основная масса потомственных казаков считает себя народом. Именно поэтому во время переписи населения в 2002 и 2010 годах мы добились, чтобы казаков записывали казаками. Это не значит, что мы как-то принижали русский народ. Во время переписи 2002 года внизу листа стояла сноска – при подведении общего числа русских, казаков плюсовать к ним.

- Почему атаманы, сегодня заседающие в Государственной Думе, встречающиеся с Путиным, занимающие большие кабинеты в регионах, не добьются возврата к традиции? Они не слышат потомственное казачество?

- Если говорить об атаманах войсковых и казаках-станичниках, то наблюдается существенное разделение. Став чиновником, атаман уже не может повернуть язык в защиту правды – хорошо сидеть в президиуме, хорошо в ведомости расписываться. Нужно иметь не только знания, убеждения, но мужество и принципиальность – либо ты сидишь и киваешь головой, либо говоришь, отражаешь интересы не только казачества, исполняющего службу перед государством, но и живущих в станицах и хуторах, растящих детей, честно зарабатывающих свой кусок хлеба.

Каждый год, как правило 24-25 января – в дни, когда Свердлов в 1919 году подписал директивное письмо, положив начало уничтожению казачества, в Москве проходит конференция, организованная митрополитом Ставропольским и Невинномысским Кириллом. Пару лет назад я выступил на ней: если мы с подсказки властей говорим, что казаков 7 миллионов, некоторые даже – 9, а то и 12 миллионов, нужно все бросить и забыть, взять венки из живых роз и к мавзолею Ленина их нести, каждый божий день меняя! Потому что это ерунда, это самообман. По переписи 1897 года в Российской империи было 4,5 миллиона казаков. Затем Первая мировая война, гражданская, голод, репрессии, Великая Отечественная… Как из всех этих катаклизмов может возникнуть такая плодовитость казачьего рода? Кубанские станицы до сих пор после голода 30-х годов не достигли своей численности. Да, казаков больше, чем назвалось по переписи. Но их не тьма миллионов.

Сейчас в заблуждение о численности казаков заведены не только президент и правительство, но и сами атаманы, поверившие, что их действительно миллионы. Раз их миллионы, то можно и партии создать казачьи. Не одну, а несколько. Партии не могут создаваться по этническому принципу, если мы говорим, что казаки – народ, но партии не могут создаваться и по корпоративному признаку, если наши руководители считают казаков сословием. Более того, сейчас разрабатывается проект: в мае этого года объединить все казачьи войска в одно и избрать верховного атамана. Такого титула в России никогда не было! Каждое из казачьих войск отличается одно от другого историей, культурой, традициями и другими чертами, а их хотят свалить в одну кучу. При этом ссылаются, что якобы «так было раньше». Раньше наследник престола был не верховным атаманом, он назывался «августейшим атаманом». Августейший атаман – это номинальное название, почетное название – не издавал приказы по войскам, не вмешивался в их жизнь. Это был символ связи монархии с казачеством. Если сейчас выберут верховного атамана, жди поток приказов, команд и распоряжений на всю катушку, как полагается у вертикали власти.

- На митинге донских казаков звучало настойчивое требование – признание народом. Тогда, мол, появится второе дыхание в возрождении, казаки смогут наконец-то самоорганизоваться. На ваш, Владимир Прокофьевич, взгляд, признание казаков народом сегодня действительно кардинальным образом изменит ситуацию?

- Ничего не поменяется! Потому что, к сожалению, казачество – и реестровое, и нереестровое, и объединившееся вокруг общественных организаций – переживает разочарование. Когда люди разочарованы, обратно их уже трудно собрать. Казачество не может все время кричать «любо!», когда дело далеко не любо. Современные казаки очень много говорят о традициях, не имея о них ровным счетом никакого представления. Все что-то рассуждают об общечеловеческих ценностях, не зная, а тем более не живя по традициям казаков. Возродить эти традиции, конечно, те из них, которые приемлемы в XXI веке, сделать их частью жизни современного казачества – очень сложный процесс, это задача атаманов войск, по большому счету и культуру, и традиции должно помогать возрождать государство, признавшее казачество репрессированным народом.

Когда бываешь на свадьбах армянских, грузинских, черкесских, знаешь – это свадьба национальная, у нас же, к сожалению, только пьянка. Один из членов Совета стариков Кубанского казачьего войска как-то пришел ко мне и спрашивает: а как казачьи свадьбы проходят? Так это у тебя нужно спросить, ты должен молодежи рассказывать! Когда у народа традиции выше закона, я уважаю такой народ. Не уважаю тот народ, которому наплевать, где его похоронят…

- Кавказские народы, как и казаки, в сталинское время пережили репрессии. Но у них сохранилось и самосознание, и традиции, песни, этические правила. Почему казачество утратило их, почему прервалась нить поколений?

- Да, кавказские народы отличаются от нас уровнем этнического самосознания. Несмотря на все, они сохранили не только религиозные традиции, сохранили традиции в семье, в быту, во всех сферах жизни, чего у нас, к сожалению, нет. Почему?

Если бы в самом начале возрождения казачества мы заявили, что будем отдельным сословием, горское сообщество восприняло бы это в штыки. Потому что в исторической памяти кавказских народов казаки воспринимались как колонизаторы. Когда готовился первый съезд казаков, мы встретились с представителями общественных организаций Адыгеи, рассказали о наших целях и задачах, о том, что видим себя как общественную организацию и не претендуем на сословные привилегии, они нас поддержали. Одновременно началось возрождение этнического самосознания горцев через общественные, культурные, просветительские организации. Процессы шли параллельно. С середины 1990-х государство начинает воспринимать казачество как служилое сословие. Государственная служба ставится на первом месте, все остальное – традиции, вера, культура, воспитание – отодвигается на задний план. Забыли, что чтобы нести службу, казака нужно вырастить!

Если мы говорим о казачестве как народе, то это не только отражает суть, и это главное, это не только находит понимание и поддержку со стороны казачества, и это важно, но это создает базу для добрых межэтнических отношений, которые были прежде на Северном Кавказе, которых сейчас нет. Все изменилось в жизни – и молодежь, и ее поведение, и нравственность, и позиции стариков. Очень жаль, что в 70-80 лет надевают шорты и все молодятся… Где же тогда старики? Где отношение и уважение к ним, и где они, носители традиций своего народа?

- В этом не последнюю роль играет вера. Недавно уже упоминавшийся вами митрополит Кирилл констатировал: у значительной части казаков отношение к православию пока еще формальное. Меньше половины из них венчаны в храме, бывают в храме хотя бы раз в месяц, только четверть соблюдают посты, а «Символ веры» знают только 14%.

- Православие исходит из казачьей традиции. Неправославный не может быть казаком, это не казак. В 90-е годы мне приходилось дискутировать даже с войсковыми атаманами, утверждавшими, что казачество многоконфессионально и многоэтнично. В качестве аргументов они приводили то, что в Оренбургском войске, отчасти Терском и Донском, служили представители другой веры – калмыки, горцы, народы Урала и Приуралья. Был уверен тогда, считаю так и сегодня: да, в казачьих войсках служили представители других религий и народов, но они не были казаками. Категорически выступаю против того, чтобы городить из казачества четвертый Интернационал, куда записывают всех без разбору.

В этом плане слова Владыки Кирилла. Другое дело, что процесс воцерковления казачества – процесс очень сложный, особенно в отношении среднего поколения, людей, выросших при советской власти и в условиях атеистического государства. Тогда вера не поощрялась, но основная масса людей, конечно, были крещены. Такова была традиция, таков был уровень воцерковленности наших родителей. В дальнейшем молодой человек мог и не посещать храм, но само крещение и нательный крестик осознавались как причастность к православной вере. И уже от самого человека зависело, даст это духовные всходы или нет.

Часть нынешних казаков, особенно после учебы связавших судьбу с армией, в наименьшей степени связаны с культурной и религиозной традицией казачества. Сегодня они как раз составляют значительную часть войска. И находящихся в реестре, и вне реестра, в иных общественных организациях. За 20 лет они выучили молитвы, но правильно сказал митрополит Кирилл – очень мало казаков стоят к исповеди и причастию. На Крещение Господне в этом году я один был в казачьей форме в Екатерининском соборе. Может быть, в других местах казаки были, но здесь служил митрополит, глава епархии… Церковь должна направлять усилия не только на молодое поколение, но и на людей старшего возраста, которые остались в подвешенном состоянии – вроде и в церковной ограде стоят, но в храм не заходят.

Беседовал Андрей Кошик