Истекший год был для казачества богат внешними событиями, одно из которых — смена войскового атамана. 
Двенадцать последних лет донцами правил Виктор Водолацкий, и к этому так привыкли, что его смена всколыхнула застывшие было волны казачьего движения. К тому же от свежего атамана Виктора Гончарова донцы узнали о себе много нового. О том, что они «русские, но православные», о том, что они — сословие, о том, что казаки должны служить каждой новой власти и ни в чем другом казачество себя никогда не найдет. И чем дальше — тем больше.
Музей войсковых фигур
Не далее как 12 декабря Гончаров дал пресс-конференцию в «Интерфакс-Юге», где рассказал о будущем казачьего движения. Поразили две перспективы.
В Ростовской области будет создана небольшая казачья станица, в которой туристы смогут увидеть быт донских казаков сообщил атаман Всевеликого войска Донского. Станица будет создана к чемпионату мира по футболу 2018 года. В ней реконструируют быт донских казаков прошлых лет. «Казачество — исторический бренд Ростовской области. Казачьи традиции и в дальнейшем будут использоваться для привлечения туристов», — уточнил Гончаров. Вот и дожили после 25-летнего возрождения до статуса бренда и возможности «работать» собственными предками на потеху туристам. Музей войсковых фигур вырисовывается.
В ходе пресс-конференции, организованной «Интерфакс-Югом», Виктор Гончаров также заявил, что в настоящее время идет процесс регистрации АГУ «Казаки Дона». С каждым членом организации будет заключен договор о несении службы, а само членство будет подтверждаться удостоверением личности с фотографией, печатью и отметкой из военного комиссариата. Без данного удостоверения ношение формы будет являться административным правонарушением. Первая партия удостоверений будет готова к началу следующего года. Их получат десять тысяч казаков. (Если кто не понимает, то АГУ — это автономное государственное учреждение, которое, как заявлено, будет «заниматься реализацией государственной политики в отношении казачества на территории Ростовской области». Казаки в недоумении: неужели ВКО «ВВД» занималось чем-то противоположным?!)
По этому поводу недавно высказался казак станицы Средней Новочеркасского округа Александр Писаревский: «У ветеранов казачьего движения устойчивое состояние deja vu, ибо на их глазах с регулярностью, достойной лучшего применения, происходило и происходит нечто подобное: сегодня практически любой из них может похвастать относительно небольшой, но со вкусом собранной коллекцией самых разных «ксив» — от замызганных картонок СК ОВД и СКВРиЗ до отпечатанных на «Гознаке» фирменных удостоверений ВКО «ВВД». Документы стали штамповать с водяными знаками, вот только жизнь казачья как была, так и осталась кустарно-самиздатовской...»
Еще одна «замануха» мелькнула в уходящем году для казаков — мелькнула, да не прижилась: Казачья партия Российской Федерации (КаПРФ). Но этот «бренд» оказался настолько смехотворным, что даже уже привыкшие к подобным вещам казаки не выдержали — послали партийцев подальше. Ибо поняли: «верстают новых дураков — рекрутов для идеологического ристалища».
«А с нами ничего не происходит, и вряд ли что-нибудь произойдет»
Четверть века, в течение которой идет возрождение казачества, уже на исходе и в следующем году пройдет. Эта определенная, хоть и формальная веха принесла достаточно печальные итоги, которые сильно подвели казаков, 25 лет искренне желавших возродить свой народ. И дело даже не в новом атамане-чиновнике, выразившем вслух отношение государства к казакам. Дело в самом государстве. За эти два с половиной десятилетия казаки стали для него чем-то вроде чемодана без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Не может же официальная власть просто «закрыть» казачью тему. Прецедент может стать очень неудобным даже в международном плане. (Зачем России обвинения в очередном «геноциде», да еще после обвинений в притеснении геев?) Легче просто создать существенные проблемы для реализации казаков как народа в рамках действующего законодательства, подменяя понятия «казаки» и «казачий народ» понятием «казачество».
Сегодня казаки диву даются, как много времени требуется на осознание нехитрых, в общем-то, лежащих на поверхности истин. Сколько лет ушло на понимание всей порочности и опасности настойчиво насаждаемого извне термина «казачество» (сравните — «бурячество», «калмычество», «кабардинство», «алеутство», «адыгейство», «татарство»).
Малозамеченным прошел Указ Президента от 17.10.2013 № 778 с исчерпывающей фразой о «гражданах, в установленном порядке добровольно ВСТУПИВШИХ в казаки». Но в нем-то все и дело. Еще когда создавалось так называемое «реестровое казачество», в федеральных документах значилось, что казаком может быть любой гражданин Российской Федерации в возрасте от 18 до 60 лет, захотевший возложить на себя функции по несению госслужбы. Правда, там еще обговаривалось: «считающий себя казаком». Размыто, но не так оскорбительно как «вступивших в казаки». «Вступить можно в партию или в нечистоты! Казаком нужно родиться!» — всегда говорили ветераны возрождения, белея от гнева, когда им задавали вопрос: как вступить в казаки?
К тому же система госслужбы изначально была мертворожденной, поскольку ни одного казака никогда бы не взяли на работу в оговоренные одиннадцать видов госслужбы, не имей он соответствующего образования (к примеру, рыбоохранная деятельность, лесоохранная или пограничная). Вот и вышло, что любой другой гражданин Российской Федерации может работать на этих одиннадцати определенных для казачества службах, — кто же запретит инженеру-лесомелиоратору работать егерем? — тогда как казаку можно выбрать специальность только из одиннадцати предложенных. Журналистом быть? Да ни в коем случае! Учителем музыки? Да не дай Бог! Считать себя казаком до 18 лет или, если доживешь, после 60 — и думать не смей! Бред? Несомненно. Но на это, похоже, и было рассчитано. На самоликвидацию активного казачьего движения. И замену его потешными станицами и красивыми удостоверениями с фотографией «уголком».
На сегодняшний момент сложилось как сложилось — рассказы о госслужбе не воспламеняют даже гендерно подходящих граждан старше восемнадцати и младше шестидесяти. Но это меньше всего волнует многочисленных чиновников от казачества. Сделав из донцов «бренд», они получали и получают за него немалые деньги. И, возможно, спокойный сон сильных Дона сего нарушается свербящими мыслями о том, что наступит день и их спросят: «Где деньги, Зин?» Казаки предполагают, по мнению Александра Писаревского, что суммы, спущенные сверху за более чем десятилетний период на имитацию службы списочной братии, таковы, что начинает пахнуть жареным. Все понимают: обнародование итогов независимого аудита войсковой калиты способно подвинуть в топ-рейтинге скандалов даже сердюковско-васильевскую табуреточную сагу. Как быть? В этом случае концептуальная идеология подвергается ребрендингу и потенциальным чревоугодникам предлагается свежая «морковка»: КаПРФ или АГУ.
Один ныне здравствующий московский литератор не так давно написал: «Казаки нужны стране, когда она развивается: воюет, осваивает новые земли, хозяйствует. Тем, кто больше всего озабочен поддержанием общероссийского болота как оптимального состояния общества, тем, кому рабство важней любой пассионарности, казаки не нужны. Им нужны ряженые. Этих ряженых наше время поставляет в изобилии».
Очень хочется с ним поспорить. Да вот только не получается.
И очень личное
Когда-то я, совсем молоденький журналист, сильно увлеклась казачьей темой. Еще бы — с младенчества я знала, что ношу дворянскую казачью фамилию. (Многократно выходя замуж, никогда ее не меняла, осознавая, что такому родству не изменяют.) Мой редактор сразу повесил на меня все «казачьи» статьи. Моими лучшими друзьями стали атаманы и рядовые первой волны. Что и говорить, они носили меня на руках, хотя порой мы сильно ругались: до рукоприкладства с моей стороны, до обещания вырвать мне ноги — с их. Но мы неизменно мирились. И знали — если что плохое произойдет, мы все будем вместе. И друг за друга умрем, если надо. Тогда все были молодыми и романтичными. Большинство из этих людей я уже похоронила. И, скучая по ним жутко, я все же думаю: какое счастье, что они не дожили до сегодняшнего «казакования». Им было бы стыдно.
А что у нас было тогда? Об этом сказал ветеран казачьего движенья Анатолий Болтенко:
— Именно тогда такие, как я, нашли некоторое успокоение и ясность в дремавшем в подсознании стремлении к природному братству, единению, чувству локтя, чувству надежного тыла. Только потом пришло понимание, что эту надежность мне давало именно и только — казачье братство.
Наталья Андреевская |
