Находящийся под домашним арестом казачий лидер Виктор Жигалкин – о русскоязычном населении востока Ставрополья

Уже третий месяц Степновский район взбудоражен криминальной новостью: на лидера местных казаков, товарища заместителя районного атамана Виктора Жигалкина заведено уголовное дело по факту незаконного оборота оружия. Совместная опергруппа из сотрудников МВД и ФСБ провела обыск в его домовладении в селении Варениковском, а затем в конторе крестьянско-фермерского хозяйства. Результаты впечатлили даже бывалых оперативников.

Виктору Жигалкину 62 года, он один из самых ярких лидеров в Терском войске: 12 лет возглавлял казачье общество села Варениковского, затем Степновское районное общество, был избран членом прошлого созыва Общественного совета СКФО. Сейчас же товарищ атаман находится под подпиской о невыезде, он обвиняется по ч.1 ст. 222 УК РФ («Незаконные приобретение, хранение оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ»).

Во время обыска, который провели сотрудники ГУ МВД по СКФО и управления ФСБ, товарищ атаман добровольно сдал малокалиберную винтовку и охотничье ружье, больше четырех тысяч патронов (калибра 5,45 мм, 5,6 мм и 7,62 мм), больше полусотни ручных гранат разных модификаций, запалы к ним, универсальные взрыватели, гранатометные выстрелы, дымовые и тротиловые шашки, электродетонаторы, капсюль-детонаторы...

Как рассказал оперативникам сам Виктор Жигалкин, все боеприпасы он приобрел еще в конце девяностых годов у солдат, проходящих службу в Чечне: тогда войсковые части были расквартированы в Нефтекумске, Буденновске и Курском районе. По совпадению, незадолго до инцидента корреспондент «Кавказской политики» побывал в гостях у Виктора Жигалкина, обсудив с ним проблемы казачества и русскоязычного населения на востоке Ставрополья.

* * *

– Виктор Васильевич, сколько сейчас в Степновском районе казаков?

– Точные цифры я не помню, где-то 350-360. Бывает же, кто-то выбыл. В общем, три с лишним сотни строевых казаков. Плюс, конечно, семьи.

– А в 1992 году, когда районное казачье общество только появилось, было больше или меньше?

– Может, поначалу и побольше было. Принимали мы ведь всех желающих. Ну, была у нас такая система: пара поручителей из тех, кто пораньше вступил. В общем все были на равных условиях: встретились трое, друг за друга поручились. Был энтузиазм, люди шли кто зачем, многие думали, что тут посыпется манна небесная. Кто-то думал, что льготы будут. Кто-то, что пей-гуляй, и больше ничего.

Первыми алкаши ушли, которые нормы не знают, их довольно хорошая прослойка была. Мне такое казачество было не надо. Или еще было что. Встал один, покойник уже, и говорит: «А автоматы нам дадут?!» – «Да кому давать автоматы, вам, алкашам что ли, вы не только друг друга, но и людей перестреляете!» – «А, раз не дадут, нафиг нам это казачество». Встал и ушел, и часть людей с ним.

– В Степновском районе ведь исторически были украинские переселенцы, немецкие, а никак не казаки. Как же вам в начале девяностых пришла идея создать здесь казачье общество?

– Я был тогда единоличник, нутрий разводил, и шкуры сдавал в общество «Кроликовод», там же брал комбикорм и всё, что нужно. И вот приехал как-то в Зеленокумск на автостанцию, а там слышу — выступают: «Казаки, потомки казаков, русские, славяне, давайте объединяться!» Мне это понравилось, потому что надоело с холодным оружием ездить в мотоцикле. Да и я с детства советскую власть не любил, потому что видел много несправедливости.

Земля – это все. И вот на базе казачества мы решили стать фермерами, брать землю и работать на ней

И вот приехал к нам первый атаман Сергей Рыбальченко, журналист из Буденновска, я тогда первый раз живого атамана увидел. Насобирал десять человек из района, и там в Зеленокумске приняли присягу. Был это 1991 год. И поехали к нам агитаторы, и так в Варениковском, Ольгино, в Зеленой Роще, Соломенском и Степном начали казачество организовать.

– И сразу же появились и казаки-фермеры?

– Ну тут же сразу ведь заговорили: казачья вольность, вольница. А самая большая неволя для человека – это бедность. И вот умные головы наговорили: земля – это богатство, а в будущем – власть. Земля – это все. В районе будет править не тот, кто кому морду набьет, а кто будет владеть экономикой, я это давно понял! И вот на базе казачества мы решили стать фермерами, брать землю и работать на ней.

– Землю-то без проблем получили?

– Когда Ельцин подписал указ, мы пошли к главе районной администрации, потребовали: есть постановление [президента], отдай нам землю. Умный был мужик, но работал на свой карман. Государевы люди хоть зарплату от государства получают, а все делали во вред президенту. И глава говорит: дать им землю там, где ни электричества, ни дорог – то есть они бы фермерство сразу на корню загубили.

Нам крепко помог тогда Сергей Иванович Попов [председатель комитета по делам национальностей и казачества администрации края]. Ребята нашлись, к нему обратились, и он к нам из Ставрополя приехал. Так я впервые увидел решительных людей. Поехали мы с ним в районную администрацию, он заходит к главе: «Для тебя, что ли, указ президента не указ?! Почему ребятам землю не даешь?!» – «Почему не даю, сейчас всё дам. Мы все, ребята, на месте порешаем, зачем вы в Ставрополь поехали?»

Самая большая наша беда – пьянка. И некоторые до того допились, что пошли к корейцам с тяпками работать

На обратном пути в Ольгино к директору заехали, так он с перепугу отдал им [казакам] засеянные поля. То вообще ничего не хотели давать, а Попов их так крепко напугал, что они сразу все нам дали. Он нам тогда показал, как с властью надо!

– А сколько сейчас фермеров в районе?

– Где-то пятьсот. 350 русских, 150 нерусских.

– Все, кто в девяностые начинал, остался на плаву?

– Самая большая наша беда – пьянка. Как только зерна не было, денег не было, нормально всё было, а как деньги появились, начинали выпивать. И некоторые до того допились, что пошли к корейцам с тяпками работать. Сейчас из первых 12 фермерских хозяйств [в селе] продолжают действовать пять.

Я читал как-то: из Америки миссия доброй воли приехала в Россию лечить алкашей. Ну и в Москве лечат, а их и спрашивают: «Чего вы в Москве лечите, езжайте по деревням». – «А у вас в деревнях пьют? Вот у нас фермеры не пьют, им пить некогда». Вот и я своим говорил: ребята, вам пить нельзя! Те семеро, что продолжали пить, разорились или землю сдали в колхоз обратно, или взяли ее свои же казаки. А мы трое отделились, забрали свою землю, работаем.

– Краевой атаман Александр Фалько ваше районное общество ставит в пример всем другим: у вас ведь сегодня почти две трети всей казачьей земли края. Как вы этого добились?

– В 1996 году, только Александр Черногоров стал губернатором, постановлением думы был сформирован земельный фонд Терского войска, 45 тысяч гектаров. Но большинство глав районных администраций это постановление просаботировали. Но где было казачество настойчивое, там эту землю забрали. Мы тогда забрали 405 гектар, они были в бессрочной собственности, а сейчас в собственность круга села Степного перешла. В аренде еще примерно 8 тысяч гектар.

– Это та земля, что вы сегодня раздаете молодым казакам?

– Да.

– У вас ведь тоже есть свое фермерское хозяйство?

– У меня было 13 гектаров своей и 24 из районного фонда. Потом я начал брать у дядей-тетей-бабушек, других родственников и просто у людей. Из районного фонда хорошо взял, когда район на коленях стоял. Вот у моего личного хозяйства сейчас полторы тысячи гектаров. Но чтобы на меня не было косых взглядов, я не брал на себя казачью землю. Я сразу сказал: хотя бы пайщиков найдем, исхитримся, из районного фонда перераспределения вытащим, но ни в коем случае не брать казачью землю!

В казачестве страшный дефицит умных людей, это большая наша беда. У нас элиту выбили: раскулачивание, расказачивание

– Вот я удивляюсь: почему в других районных обществах могут только жаловаться на отсутствие земли, а делать ничего не делают?

– В казачестве страшный дефицит умных людей, это большая наша беда. У нас элиту выбили: раскулачивание, расказачивание. Элиту выбили, и остались те, кого не нужно было ни раскулачивать, ни выселять, и мы их потомки.

– Вы землю выбивали и «силовыми» методами: бастовали, голодали, судились. Значит, считаете позволительным говорить с чиновниками с позиции ультиматума? И как тогда оцениваете действия атамана Виктора Клименко, который написал жалобу на имя президента, требуя казачеству дать 100 тысяч гектаров земли, заводы, квоты на вылов рыбы в Каспии?

– Это вообще нужно быть дураком, чтобы с властью сейчас скандалить. Да таких благоприятных условий для возрождения казачества не было никогда! Нужно скандалить, когда на тебя вообще внимания не обращают, когда с тобой разговаривать не хотят. А нас же собирают, слушают, нормальное отношение у власти, даже казачья полиция появилась. И митрополит нам помогает.

– Неужели совсем никаких проблем?

– Генерал Олдак собирает начальников полиции и рядом с атаманами сажает: «Говорите, у кого какие проблемы, мы должны идти рука об руку». Я несколько фактов Олдаку привел, что нормальных отношений с полицией нет: начальники райотделов хвалят атаманов, а атаманы хвалят начальников. А потом все разъедутся, и ничего не решится. Вот в нашем конкретно районе полиция работает против нас: обоюдная драка, а на казаков заводят уголовные дела за факты, которые выеденного яйца не стоят.

– Но вас ведь казаков и полиция, и власти часто обвиняют в национализме.

– Любая организация создается с какой-то целью. Вот мы тут были разрозненны, а дагестанцы, чеченцы понаехали, все кланами живут. Тут они в основном акушинские или левашинские, практически все родственники. А с организацией казачества мы ситуацию начали менять и в школе, и на дискотеках...

С организацией казачества я начал ходить на дискотеку вместе со всеми казаками, ходил три года, хотя и музыка эта меня убивала. И сейчас их ребята [кавказцы] на нашу дискотеку не ходят. Приезжали их старейшины: что нас бьют. Мы им отвечаем: сами молодыми были, сами знаете, отчего драки. Или из-за девок или по пьяному делу.

– Но вы же понимаете, что на самом деле все конфликты не из-за нации, а из-за земли.

– Да, дагестанцы более предприимчивые, это у них не отнять. Они и пить умеют. Но постоянно плачут, хотя у них на душу земли больше, чем у русских. Вообще, проблема – это с продажностью наших властей, наших силовых структур. Посмотрите список фермеров наших: если русская или украинская фамилия, то у них 19 или 33 гектара. А дагестанская – 200-300-400 гектаров.

– Сколько же сейчас приезжих в районе?

– Как только я после армии пришел в 1972-м году, тут семей восемь было дагестанцев, а когда в 1981-м году вернулся с Севера (я работал в Мурманской области), они уже почти все кошары заняли... Больше всего, наверное, даргинцев сейчас в Иргаклах, примерно 800 человек. По нашему сельсовету [Варениковскому], в которое входит четыре села, 343 даргинца, 50 чеченцев, человек сорок кумыков, остальные – полторы тысячи – русские. Где сильные казачьи круги, там русские люди чувствуют себя нормально, живут, никуда не уезжают. У нас хата, мазанка саманная стоит дороже, чем в Терском кирпичный дом, потому что оттуда русские бегут.

Антон Чаблин