С «точки замерзания»

В конце 1690-х годов XVII века, когда в Москве только-только утверждалась  власть молодого царя Петра I, в далёкой Сибири воеводы совсем потеряли страх и совесть. Они не только грабили торговых людей, но и стали ущемлять местных казаков, которым периодически задерживали выплату жалования.

Да и число самих служилых в те годы уменьшилось. «В течение 10 лет после Нерчинского договора, — писал известный забайкальский историк начала ХХ века Афиноген Васильев, — население Нерчинского воеводства стояло на точке замерзания и даже шло на убыль. Служилых был некомплект. Из штатного числа их (470 человек) в 1697 году было всего 429 человек. Конных казаков было только 276, пеших 137, дворян 1, детей боярских 10, посадских 6, пашенных крестьян 21, ясачных тунгусов и бурят 908 человек».

Это  данные только о жителях Восточного Забайкалья. В тот период наш край не был единым. На востоке центром был Нерчинск, а на западе — Селенгинск, который с 1690-х годов перешел в подчинение Иркутскому воеводе.

Правивший в Нерчинске с 1692 по 1695 год воевода Матвей Гагарин хоть и воровал, но в то время ещё меру знал, а потому и был выдвинут дальше. Его преемником стал Антон Савелов (в некоторых работах его называли Афанасием Савельевым), который был и глупее, и жаднее. Историк ХIХ века Владимир Андриевич писал о том, что это был чиновник, «прославившийся по всей Сибири корыстолюбием и алчностью к взяткам». Таким же был и занявший в 1695 году пост иркутского воеводы Афанасий Савелов.

Вот эти правители и спровоцировали целую серию казацких бунтов и выступлений.

Хотя Афиноген Васильев указывал и на другие причины: «Очевидно, мятежи имели одну и ту же причину: энергичные казаки томились от бездеятельности. Глухое брожение казаков было естественным вследствие внезапного перехода  после полной приключений жизни к вынужденной праздности, вскоре перешедшей   в беспримерную леность».

И вот в определённый момент нерчан сорвало с их «точки замерзания».

Нерчинский бунт

8 октября 1695 года нерчинские служилые люди и «всяких чинов жители» арестовали воеводу Антона Савелова и передали управление в руки двух выборных — «сына боярского» Исака Аршинского и пятидесятника Филиппа  Свешникова, бывших представителями казачьей служилой верхушки.

По мнению современного историка Елены Бушуевой, поддержал бунтарей и сын боярский «Никита Титов сын Варламовых» по прозвищу Мара, тоже не последний человек в Нерчинске. В Забайкалье он, уроженец Новгорода, умелый строитель, ловко владевший топором, пришёл ещё молодым парнем в составе отряда первого нерчинского воеводы Афанасия Пешкова. А вот «сыном боярским» стал уже в зрелом возрасте, отмеченный таким образом Фёдором Головиным в 1690 году за личные заслуги в содействии при заключении Нерчинского договора 1689 года.

Сам же боярин Фёдор Головин с 1691 года был наместником Сибирским и, что важно, одним из близких сподвижников Петра I. Отсюда и итог нерчинского бунта. Его зачинщиков не наказали, а вот воеводу Антона Савелова били кнутом и сослали в Якутск в казачью службу.

И нерчинский пример стал не просто заразительным, он стал «запалом» для бунта «заморских казаков», как в Иркутске тогда называли казаков, живших за «славным морем Байкалом». В 1696 году они подняли бунт.

«В марте восставшие казаки Селенгинска по донскому обычаю» вынесли знамя, собрали Круг и выбрали «набольшим» пятидесятника А. Березовского, —  рассказывается в книге супругов Константиновых. — Вскоре к ним присоединились казаки Удинского, Ильинского, Кабанского и Баргузинского острогов, которые также свергли «государевых приказчиков» и избрали своих. Затем 200 казаков во главе с А. Березовским, М. Борисовым, Е. Паникадильниковым, С. Краснояром, К. Кудреватым направились к Иркутску с намерением «глянуть воеводе за пазуху». В мае восставшие осадили Иркутск, но штурмовать его не решались, а уговорить иркутян поддержать восстание не удалось. Летом они вернулись в Забайкалье, и лишь в концу 1698 года их удалось утихомирить. По результатам сыска было казнено только три казака, и то по обвинению в убийстве нескольких иркутских казаков».

Историки из Республики Бурятии установили, что возглавляли тот бунт «селенгинский сын боярский Петрушка Арсеньев, полковые стрельцы Иван Алемасов, Антон Березовский, Миска Борисов, Емельян Паникадильщик, Кузьма Кудреватый и Данилка Фык». А вот казнили из них не трёх, а четверых. Повешены были Антон Березовский, Данилка Фык, Кузьма Кудреватый и Емельян Паникадильщик.

Сына боярского Петра Арсеньева, вероятно, помиловали. Легко отделался и воевода Афанасий Савелов, побывавший недолго под следствием. Он, немало нахапавший в Сибири, вероятно, в Москве сумел «подмазать» кого надо. И в итоге позже занимал учреждённую Петром I должность ландрата Московской губернии, был «товарищем» (то есть заместителем) московского вице-губернатора, судьей надворного суда, начальником розыскной раскольничьей канцелярии.

Но пока новый воевода добирался до Нерчинска, там был раскрыт новый заговор.

Заговор в Нерчинске и его последствия

Нерчинский договор запретил движение на восток по Шилке и Амуру. Но севернее это движение не прекращалось. И в 1697-1698 годах к России была присоединена Камчатка.

«Привлекательность необжитых земель Амура и Дальнего Востока, — отмечала Елена Бушуева, — была вызвана возможностью не только разбогатеть, но и обрести реальную свободу».

Вот на эти-то земли и собрались бежать нерчинские заговорщики 1699 года. Первым историком, подробнейшим образом рассказавшем об этом заговоре, был русский историк Николай Николаевич Оглоблин рубежа XIX и XX веков. А в 1896 году в журнале «Русская старина» он опубликовал статью «Нерчинский заговор о побеге на Амур и на острова восточного океана. (Очерк из жизни XVII в.)».

«Из сыска, произведенного в 1700 г. нерчинским воеводою стольником Иваном Самойловичем Николаевым, — рассказывалось в этой статье, — обнаружились очень серьезные размеры заговора, преследовавшего государственную измену. В «скопе» участвовало до 300 нерчинских казаков, промышленных и гулящих людей, а по некоторым данным — более 400 человек. Но этого мало: кроме нерчинцев, в «скопе» с ними и «в воровской думе» было до 300 человек из соседнего Удинского острога — казаков и гулящих людей, деятельно сносившихся «воровскими грамотками» с нерчинскими «амурщиками…» Заговорщики замышляли полное отделение от «государевых воевод»: они хотели сначала «на Амуре гулять», а затем идти на море «острова искать» и «сами хотели тут жить…».

Словом, «воровские думы» были широкие и не могли не встревожить воеводу Николаева, когда он 2 апреля 1700 г. неожиданно выслушал «извет» промышленного человека Гордея Попова, который раньше и сам был «в злой думе» с заговорщиками — «про ту их всю думу знал и сам итти с нами хотел», но потом счел за благо выдать товарищей с головою воеводе… Выслушав этот словесный извет Попова и записавши его, воевода Николаев тотчас же разослал гонцов по всем «заимкам», где проживали не участвовавшие в заговоре боярские дети, казаки и другие служилые люди, с требованием, чтобы все они «наскоро» ехали в город. В тот же день он арестовал оговоренных Поповым людей и посадил их в тюрьму. К 15 апреля все вызванные воеводою служилые люди собрались в городе, и только 17 апреля Николаев смело взялся за свой страшный розыск с пытками — «при всех гражданах», очевидно, «в поучение» им: «дабы впредь иным неповадно было так воровать…»

Главой заговора назывался конный казак Василий Пашков, хотя были и другие кандидаты в атаманы — казак Яков Пономарев и «полковой отставной стрелец» Алексей Дубровин. Найденные Еленой Бушуевой документы подтвердили, что идеологом и организатором заговора являлся не кто иной, как сын боярский Никита Варламовых (тот самый, что носил прозвище Мара – авт.).

Оглоблин же писал, что незначительная часть заговорщиков мечтала «только о побеге на Амур и дальше не простирала своих планов». Но у большинства, включая руководителей заговора, планы были иными. Они думали пройти по Амуру, обманув китайцев, которым он тогда принадлежал, выйти в море и достигнуть одного из островов, предположительно, Сахалина, где и обосноваться. «В. Пешков говорил на сыске, что он собирался «приплывши до моря, сыскав остров богатой, и на том острове людей побить и сам тут со своими прибранными людьми хотел жить». Он говорил, что про «богатой остров» на море «слыхал у прежних амурских старых казаков…» Среди заговорщиков нашлось даже одно лицо, побывавшее уже раньше на тех островах, куда стремились нерчинцы».

«Розыск по делу, учиненный молодым стольником воеводой Николаевым, —  подводила итог Елена Бушуева, — позволил лишь выявить масштабы заговора и его участников. Однако и в этом случае Москва не решилась на применение жестких мер к зачинщикам заговора. Нерчинские казаки отстояли свои права и получили ряд серьезных привилегий по сравнению со служилыми людьми других сибирских городов».

А Никита Титов сын Варламов (Мара), каким-то образом связанный со всесильным Федором Головиным, был оставлен на свободе, а через некоторое время стал инициатором и зачинателем строительства Нерчинского Свято-Успенского мужского монастыря.

Но наказание всё же последовало. «Желая обуздать нерчинских казаков  вследствие бунта Никиты Мары, — писал Васильев, — правительство назначило  вместо атамана ротмистром нерчинских казаков солдатского строя Степана Ивановича Нарушевского, вменив ему в обязанность учить казаков военному строю и крепко смотреть за ними, чтобы они жили смирно «а не в пьянстве и не в гульбе». Это было в 1702 году, а на следующий год звание атамана здесь ликвидировали, а власть над казаками была передана ротмистрам.

https://zabrab75.ru/