Комитет по рекламе Санкт-Петербурга счел необоснованной установку табличек «Последнего адреса» на стенах городских домов. Этот формат «размещения информации» не предусмотрен муниципальными нормами. Чиновники по-прежнему хотят распоряжаться если не судьбами живых людей, то памятью о том, что случилось с теми, кого лишили жизни их предшественники.

Серые, неброские. Довольно просто пройти мимо. Я часто проходил мимо, но не всегда. Иногда останавливался — на людной улице, мешая, как говорят полицейские, свободному движению граждан, читал. Там мало слов. Имя. Иногда — профессия. Родился. Жил в этом доме. Арестован. Расстрелян. Реабилитирован.

Таблички, которые фонд «Последний адрес» вешает на стенах домов. Там, откуда людей увели на смерть. Ни за что. Просто потому, что в то время человек оказался в этом вот месте. И его убили. В каждой такой серой металлической табличке есть квадратное отверстие. Как дверь в пустоту, в которую человек навсегда вышел.

Их около тысячи по стране. В основном в Москве, но не только. Петербург, Екатеринбург, Орел, Пенза… Есть даже на деревенском доме в Пермском крае такая табличка. Из этого дома вышел, чтобы не возвращаться, крестьянин Валентин Старцев. Его внучка Лидия Лялько подала заявку — и селу Купрос напомнили, что был такой человек в селе и что однажды его убили.

«Активный участник ликвидированной повстанческой организации». «Проводил среди колхозников контрреволюционную пораженческую агитацию, стараясь доказать неизбежность падения советской власти», «восхвалял старый царский строй и доказывал нерентабельность в колхозах». Готовил «свержение советской власти путем вооруженного восстания». Выдумали, в общем, крестьянину Старцеву вину и расстреляли. В 1937-м убили, в 1989-м реабилитировали, а в 2015-м появилась табличка на деревянной стене деревенского дома. «Последний адрес» так и работает — любой желающий может стать инициатором установки таблички. Нужно заплатить, чтобы почувствовать ответственность за идею. Что-то около четырех тысяч рублей. Не обязательно быть родственником погибшего. Но обязательно помнить то время и хотеть, чтобы другие сохранили о нем память. Установку знака всегда согласовывают с собственниками здания — для нашей истории это важно.

И все это как-то… Ну, как-то, что ли, тихо. Без ненужной навязчивости. Без надрыва. Они не бьют по глазам, эти таблички, скорее, вжимаются в стену, как вжимались, наверное, в стену люди, ждавшие ночного визита государственных убийц. Мало кому из людей удалось выйти из своей судьбы, как из дома, и у табличек спрятаться тоже не получилось.

Заметили и осудили без вины таблички, как во время оно тех, чьи имена на табличках значатся. Пока — только в культурном городе Санкт-Петербурге, но дело-то увлекательное, стоит лишь начать.

Оказалось, что на знаки «Последнего адреса» «не распространяются городские постановления, которые регулируют выдачу разрешений на установку и эксплуатацию рекламных конструкций и объектов для размещения информации». А поскольку «иной порядок установки мемориальных табличек не определен, требования к их внешнему виду и размещению не предусмотрены, таким образом, правовые основания для установки указанных табличек отсутствуют». Это заключение городского Комитета по градостроительству и рекламе. И последний гвоздь в «Последний адрес»: «Принимая во внимание отсутствие утвержденных требований к внешнему виду и размещению мемориальных табличек, их установка на фасадах зданий в настоящее время не соответствует требованиям действующего законодательства и, по мнению комитета, нецелесообразна».

Комитет встрепенулся не просто так — чиновники отвечают на запрос некоего Александра Мохнаткина, который называет себя помощником депутата Виталия Милонова. Сам Милонов, впрочем, утверждает, что Мохнаткин давно уже не его помощник, и атаку на «Последний адрес» осуждает. Ну, то есть даже в нем под толстым слоем прогорклого казенного патриотизма жив человек, который помнит, с каким размахом пожирало жителей его родного города лишенное человечности государство.

30 октября 1937 года в Ленинграде было расстреляно больше 600 человек. За один день. Вернее, за одну ночь. За одну всего лишь страшную ночь.

Убиенным ленинградцам — это дико звучит, конечно, — по-своему повезло. За них сказали такие слова, которые и у бога, наверное, комом в горле. Это ведь про них —

Про них «Реквием» Ахматовой. И даже Милонов, человек-анекдот, посланный нам, видимо, за грехи, чтобы идею парламентской демократии дискредитировать раз и навсегда, помнит. Помнит и стесняется дикой выходки своего отставного помощника. А чиновники из профильного комитета ни о чем не помнят и ничего не стесняются. Установка табличек на фасадах зданий не является целесообразной.

Потому что они считают, что они и есть государство. А их государство — правопреемник того, жравшего людей тысячами. И когда рассуждают они про преемственность, то думают, конечно, не про убитых без вины, а про главное право того, этого, вечного государства: творить с людьми все, что заблагорассудится.

Разумеется, эти неброские таблички для них что бревно в глазу. Люди — сами, без одобрения сверху, да еще и за собственные деньги — имеют наглость намекать, что не забыли главных, настоящих государственных подвигов. И тех, кого государство поубивало, помнят. Обидно, слушай. Надо бы прекратить это безобразие. Еще раз убить убитых. Отнять у них даже последний адрес. Сделать вид, что их просто никогда не было. Когда мародеру нечего с человека взять, он пытается украсть память о человеке.

Ну и, кстати, просто им назло, стоит, наверное, немного помочь «Последнему адресу».

Фото: Wikimedia Commons. Мемориальная табличка «Последний адрес».

От КИАЦ

Ссылку на эту статью мне прислал мой товарищ с припиской: "Попалась интересная статья о репрессированных. Можно поддержать данную инициативу в свете 100-я репрессий казачьего народа и самим выступить с инициативой увековечивания (таким образом) репрессированных казаков."