Он представляет собой круговую композицию из красного гранита с тринадцатью пилонами, по числу казачьих округов. В центре — шестиметровый гранитный крест. Перед ним — бронзовые скульптуры женщины и мальчика в кадетской форме. Памятник был задуман как покаянный крест, возле которого казачка провожает кадета в жизнь. По обе стороны от тропы — фуражка с кокардой и буденовка. Что он, типа, выберет? вместе с памятниками Платову, Ермаку и Бакланову монумент должен был составить крест, символизирующий возрождение казачества.

Вот только символы такого рода всегда означали не рождение и возрождение, а смерть. И ставились кресты либо на церквях, либо на погостах. Получается, что казаки сами поставили на себе крест. Кроме такого тяжелого и обязывающего символизма само название и вся композиция памятника вторгаются в такую область, в которую, по моему глубокому убеждению, лезть вообще не следовало.

Понятно, что прежде всего монумент должен означать примирение и взаимное покаяние красных и белых казаков. Только кто дал право современным донцам каяться и примиряться за мертвых? Лично я как потомок белых казаков никогда не соберусь каяться за своих предков, как, впрочем, и принимать виртуальные извинения за большевиков, полностью уничтоживших большую семью священника Якова Андреевича Андреевского. И оставивших моего деда, в то время маленького брата двух белых офицеров, круглым сиротой. Кстати, сами белогвардейцы первой волны эмиграции до последних своих дней не желали мириться с большевизмом в России.

По идее, памятник, который изначально назывался «согласием и примирением», должен был убить и второго зайца: объединить и примирить вокруг себя обе казачьих структуры — реестровое войско атамана Водолацкого и общественное — атамана Козицына. Виктор Водолацкий тогда официально пригласил атамана Козицына на открытие монумента. Козицынцы категорически отказались участвовать в мероприятии. Так что согласия и примирения даже на этом уровне не получилось.

Единство и борьба противоположностей

В «официальном» войске все давно просто — окружные атаманы числятся главными специалистами областной администрации, в городах атаманы «работают» главными специалистами. Многие из правления войска — также работники областной администрации. То есть любого из них могут в любой момент уволить «за служебное несоответствие» или перевести на другую должность. По взаимной договоренности все друг в друге заинтересованы: областная администрация контролирует казачье движение, а казаки имеют солидный кусок областного бюджета. Реализуется областная долгосрочная целевая программа поддержки казачьих обществ, рассчитанная на 2007-2014 годы. Только в 2012 году на ее реализацию из областного бюджета выделили более полумиллиарда рублей.

Но созданная «под казачество» чиновничья структура со временем поглотила самих казаков. Они стали просто набором определенно одетых фигурок, которые выставляются администрациями разных уровней на праздниках и выборах «для колориту».

Другое дело — общественные казаки Николая Козицына. От них власть никогда ничего хорошего не ждала. Уже к концу 90-х годов прошлого столетия за Козицыным закрепляется амплуа «красного» атамана (просто потому, что он был крайне оппозиционно настроен к существующей власти), а за Хижняковым, тогдашним атаманом реестра, — «карманного» атамана (лояльного к российским властям). Козицын заявлял тогда и не отказывается от своих слов и сейчас: реестровое казачество (то есть официальное войско, чьи члены внесены в государственный реестр) — дорога к расказачиванию.

С тех пор казаки из обоих лагерей идут параллельными путями.

Усугубил раскол указ Дмитрия Медведева в бытность того президентом РФ, регламентирующий форму одежды, гербы и знамена войсковых казачьих обществ. Согласно указу появилась возможность воздействовать на казаков, которые не входят в «официальные списки» донского казачества, но продолжают носить казачью форму. Так называемое незаконное ношение казачьей формы приравнивалось к незаконному ношению военной или милицейской формы. «Общественников» за ношение казачьей формы можно стало даже штрафовать.

— Нам собираются указывать, что делать и как одеваться?! — возмущался Николай Козицын. — Да кто дал им право нарушать вековые казачьи традиции? Мы — казаки общественной организации — так же живем по уставу, который зарегистрирован в Министерстве юстиции, и в нем прописаны и форма, и казачьи чины. И никакое реестровое казачество нам не вправе давать указания!

Указ на поверку оказался дутым. Никто, конечно, не срывал с общественных казаков погоны и не штрафовал их, чего и следовало ожидать. Но неприятный осадок от указа остался у всех казаков: никто из работников муниципальных казачьих дружин, на которые и должны были быть возложены «карательные» функции, не собирался «расказачивать» своих же. Народное единение стало настолько явным, что громкий Указ тихо спустился на тормозах. И стал позорным для власти.

Единство реестровых и нереестровых казаков всегда проявлялось и в другом — в необходимости признания со стороны государства казаков как народа. В этом вопросе оба лагеря абсолютно единодушны.

— Невозможно представить, что, например, у татарина будет возможность называться татарином только в том случае, если он внесен в реестр, — говорит Николай Козицын.

Виктор Водолацкий тоже не признавал компромиссов в вопросе «Народ или сословие?». «Конечно, народ!» — говорил он. И несколько лет, будучи депутатом Государственной Думы, бился за признание. Правда, безрезультатно.

Какой такой народ?

Виктор Водолацкий несколько месяцев назад, объясняя кругу причину своей отставки, в числе прочих назвал несогласие власти с его позицией: казаки — это народ. И казаки — поняли. Выбрали Виктора Гончарова. Он произнес сокровенные слова: «Вы мои дети — я ваш отец!» И с тех пор «дети» узнали многое о своем «усыновителе».

Фразы, которые он сказал, стали уже крылатыми: «Казаки русские, но православные», «Казаки — особый СКЛАД людей», «Надо выявлять казаков, и такие методики у нас есть», «Главное — чтобы в наше общество пришли казаки, которые в него не вступили. Будем работать со всеми, чтобы вернуть их в лоно...», «Чтобы войти в реестр, надо быть гражданином Российской Федерации старше 18 лет, разделяющим идеи казачества, быть несудимым и непьющим». Нового атамана уже называют «казачьим Черномырдиным».

Все его интервью сводятся к идеям: привлечение к разработке эффективной системы управления государственного учреждения — Академии госслужбы; желание искоренить «казачью вольницу», интегрировать в Вооруженные силы.

И главное, красной строкой:

— Приходит новая власть — нужно служить ей. В чем-то другом казачество себя никогда не найдет.

Вот так все просто.

Общественное войско Козицына «в отступ» не идет, реестр по-прежнему считает чем-то очень нехорошим, но, как сказал мне недавно Николай Козицын (когда и общественные, и реестровые казаки сошлись на похоронах легендарного атамана начала возрождения Сергея Мещерякова): «Что мы делим все это время? Казачьи флаги? Дай Бог, чтобы они развевались над всеми нами!»

...После похорон Мещерякова, где собрались все казаки из дальнего и ближнего зарубежья, они обнимались, «вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Ты помнишь, как все начиналось?

Новый праздник 4 ноября сменил старый — 7 ноября. День народного единства вместо Дня Октябрьской революции. Вместо пролетариев теперь надо вспоминать ополченцев Минина и Пожарского. И — ни слова о казаках. Хотя именно они прекратили Смуту и посадили на трон Михаила Романова.

История наша не раз подвергалась цензуре, но есть один источник, который был наименее подвержен мирским правкам, — церковные летописи. Именно там неким монахом, первым «репортером», было скрупулезно и беспристрастно описано «онлайн», как ополченцы разбегались перед поляками, побирались по монастырям — словом, выглядели довольно жалко. Пожарский и еще один забытый персонаж Трубецкой три раза собирали ополчение, и оно три раза разбегалось. Именно 4 ноября наступление начали казаки, победили, а 7 ноября подтянулись и ополченцы. И если чтить память Минина и Пожарского, то это надо делать именно в День Октябрьской революции, а не в день, когда казаки решили судьбу Государства Российского.

Факт активного участия казаков в событиях Смутного времени сам по себе широко известен. В 1906 году Николай II, обращаясь к казакам, писал: «...В наступившие тяжкие дни Смуты донские казаки, свято исполняя завет своих предков — верою и правдою служить Царю и России, явили пример всем верным сынам Отечества».

Казаки сыграли решающую роль в ходе работы Земского собора, который должен был выбрать нового царя и в конце концов остановил свой выбор на кандидатуре Михаила Романова. В официальных изданиях, посвященных началу династии, это событие описывалось так: «Собор за собором, совещание за совещанием происходили до середины февраля 1613 года — до окончательного решения. «Окончательное решение» приняли казаки, положившие в качестве аргумента «за Романова» шашку: попробуйте, мол, не проголосуйте! И Земский Собор принял-таки аргументацию».

Роль казаков в избрании нового царя подчеркивалась и недоброжелательными иностранцами, участниками интервенции — поляками и шведами. Так, поляки узнали о выборе царя Михаила, и Сапега, в доме которого жил Филарет (в польском плену), заявил ему: «Нам известно, что сына твоего на престол посадили казаки...» Новгород был в руках шведов, и они тоже напоминали русским о кандидатуре своего царевича. На заявление русских, что на Руси есть царь, «избранный по Божью благоволению и согласием всей земли», Делагарди отвечал: «Царь Михаил посажен на престол казачьими саблями».

Вот такое сложилось в Смутное время национальное казачье единство. Которое определило судьбу Государства Российского на последующие триста лет.

Наталья Андреевская, сотник ВКО ВВД