4 октября 1872 года в Москве умер Владимир Даль, составитель "Толкового словаря живого великорусского языка". Современный исследователь его творчества прозаик Владимир Крупин заметил: "Всегда нам в укор будет то, что одиночка Даль свершил труд, равный труду многих десятилетий иного гуманитарного института".

"Магелланом, переплывшим русский язык от А до Я" назвал Владимира Даля писатель Андрей Битов. Но жизнь Даля вместила не только великое, беспримерное путешествие по океану слов, в которое этот универсальный талант отправился без единого помощника. Морской офицер и государственный чиновник, инженер-изобретатель и хирург, этнограф и литератор, участник турецкой и польской кампаний — далеко не все ипостаси Даля. Он умел сколотить табурет и выточить на токарном станке шахматы, построить модель корабля и изготовить миниатюрные украшения из стекла.

Наконец, он был дружен с Пушкиным, с которым познакомился в конце октября или начале ноября 1832 года. Сопроводить его к поэту обещал Жуковский, но визит все откладывался, и, не желая более медлить, Даль взял свою новую книгу — сборник "Русские сказки" — и сам пошел на квартиру на углу Гороховой и Большой Морской. "Я поднялся на третий этаж, слуга принял у меня шинель в прихожей, пошел докладывать, — вспоминал позже Даль. — Я, волнуясь, шел по комнатам, пустым и сумрачным — вечерело. Взяв мою книгу, Пушкин открывал ее и читал с начала, с конца, где придется, и, смеясь, приговаривал: "Очень хорошо".

Подарив Владимиру Ивановичу рукописный вариант своей сказки "О попе и работнике его Балде" с автографом: "Сказочнику казаку Луганскому, сказочник Александр Пушкинъ", хозяин спросил гостя, над чем тот сейчас работает. Даль рассказал о своей многолетней страсти к собирательству простонародной лексики, о том, что накопил уже тысяч двадцать слов. "Так сделайте словарь! — воскликнул Пушкин. — Позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже треть его сделали! Не бросать же теперь ваши запасы!"

Восторженно отозвался поэт и о составленной Далем коллекции пословиц и поговорок: "Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! Ваше собрание не просто затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать — у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумленными современниками и потомками!" Жизнь сведет их еще не раз.

Мичман, хирург, инженер

Русской крови во Владимире Дале не было ни капли. Он родился 22 ноября 1801 года на Украине в поселке Луганский завод, ныне Луганск, Екатеринославского наместничества в семье лекаря горного ведомства. Отсюда и литературный псевдоним — Казак Луганский. Его отец, датчанин Иоганн Христиан Даль, знавший немецкий, английский, французский, русский, идиш, греческий и древнееврейский языки, в 1799 году принял российское подданство вместе с именем Иван Матвеевич Даль.

Мать Даля, Мария Христофоровна Фрейтаг, немка, свободно владевшая пятью языками. Когда Далю было четыре года, семья переехала в Николаев. В 1815 году подростка определили в петербургский Морской кадетский корпус. "О нем в памяти остались одни розги, так называемые дежурства, где дневал и ночевал барабанщик со скамейкою, назначенною для этой потехи", — напишет позже Даль.

В 1819-м он выпущен мичманом, назначен во флот в Николаеве. Тогда же начинает собирать слова, выражения, загадки, удивляющие чем-либо — значением, необычным смыслом. Его первый карманный словарик кадетского жаргона насчитывает 34 слова. В сентябре 1823 года Даля арестовывают по подозрению в сочинительстве пасквильной эпиграммы, задевающей честь и достоинство командующего Черноморским флотом Алексея Грейга. Написанное адресовывалось гражданской жене Грейга Юлии Кульчицкой, дочке могилевского трактирщика. Анонимный автор явно посмеялся над сердечной привязанностью пожилого вице-адмирала к моложавой и яркой женщине.

Обвиняемый провел за решеткой полгода, ему грозило разжалование в рядовые, но его оправдали и от греха подальше перевели в Балтийский флот, в Кронштадт. Самого Даля тянуло не к офицерской карьере, а к науке. В 1826-м он подал в отставку и поступил на медицинский факультет Дерптского университета. "Я почувствовал необходимость в основательном учении, в образовании, дабы быть на свете полезным человеком", — поясняет Даль в мемуарах. В Дерпте он знакомится с литераторами: Языковым, Жуковским, Воейковым, пишет стихи.

Учебу пришлось прервать из-за начавшейся Русско-турецкой войны. Диссертацию на соискание докторской степени Даль защитил досрочно. Тема изложенной на латыни работы — "Об успешном методе трепанации черепа и о скрытом изъязвлении почек".

Отправившись в 1829 году в действующую армию в задунайскую область, Даль, ординатор при полевом госпитале, по его воспоминаниям, "толкался сам между ранеными и полутрупами, резал, перевязывал, вынимал пули с хвостиками; мотался взад и вперед, поколе наконец совершенное изнеможение не распростерло меня среди темной ночи рядом со страдальцами".

Участвовал Даль и в польской кампании 1831 года, причем отличился не только в качестве дивизионного лекаря. При переправе войск генерала Ридигера через Вислу он, за отсутствием в отряде инженера, сам навел понтонный мост, заминировал его и подорвал. С марта 1832 года Даль служит ординатором в Петербургском военно-сухопутном госпитале. Его биограф Павел Мельников-Печерский отмечает: "Здесь он трудился неутомимо и вскоре приобрел известность замечательного хирурга, особенно же окулиста. Он сделал на своем веку более сорока одних операций снятия катаракты, и все вполне успешно".

"Выползина"

Ранней осенью 1833 года, 18 сентября, в далекую Оренбургскую губернию приехал Александр Пушкин, сопровождаемый Владимиром Далем, в ту пору чиновником особых поручений при местном генерал-губернаторе графе Василии Перовском. В течение пяти дней они объезжали места восстания Емельяна Пугачева. Посетили Бердскую станицу, которую Пугачев занимал во время осады Оренбурга, встретились с людьми, помнившими те события. Поэт расспрашивал их, заносил в записную книжку их рассказы и понравившуюся ему живую образную речь. Даль также делал пометки, фиксировал те же слова, пословицы, песни...

В декабре 1836 года он приехал по служебным делам в Петербург. Пушкин радостно приветствовал друга, многократно навещал его, интересовался лингвистическими находками. Александру Сергеевичу очень понравилось услышанное от Даля ранее неизвестное ему слово "выползина" — шкурка, которую после зимы сбрасывают с себя змеи, покидая ее. Зайдя как-то к Далю в новом сюртуке, Пушкин пошутил: "Что, хороша выползина? Ну, из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!"

Не снял он этот сюртук и в день дуэли с Дантесом. Чтобы не причинять раненому поэту излишних страданий, пришлось "выползину" с него спарывать. Даль был не просто одним из тех, кто находился в квартире на Мойке в последние 46 часов жизни Пушкина. Он ухаживал за Пушкиным как врач: давал лекарства, прикладывал лед к голове, ставил припарки, припускал пиявок. Он оказался более мудрым психологом, чем домашний доктор Иван Спасский и придворный лейб-медик Николай Арендт, которые признали: да, конец неизбежен. На вопрос Пушкина: "Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?" — ответил: "Мы за тебя еще надеемся, право, надеемся!"

"В лице Даля, — отмечает доктор медицины Юлий Малис, — у постели Пушкина оказался врач, который понимал, что больного прежде всего надо утешить, внушить ему трогательный принцип: spiro, spero". Умирающий передал другу золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: "Даль, возьми на память". Когда последний попытался вернуть реликвию вдове, Наталья Николаевна запротестовала: "Нет, Владимир Иванович, пусть это будет вам на память. И еще я хочу вам подарить пробитый пулей сюртук Александра Сергеевича".

Труд жизни

В 1859 году Даль вышел в отставку с поста председателя Казенной палаты, который он тогда занимал в Нижнем Новгороде, и переехал в Москву. Здесь он полностью сосредоточился на "Толковом словаре живого великорусского языка", ради которого отказался даже от литературной практики, несмотря на ее успешность. За основу Даль взял материалы 6-томного "Словаря Академии Российской", 4-томного "Словаря церковнославянского и русского языка".

Новизна замысла была в следующем. Составители прежних словарей определяли литературную норму русского языка исходя из лексической и грамматической системы книжного церковнославянского языка, оторванного от живой народной речи. Даля эта ситуация удручала. В своем "Напутном слове", прочитанном им в Обществе любителей российской словесности в Москве 21 апреля 1862 года, он заявил, что среди образованных людей господствует либо пренебрежительное отношение к народному языку, либо "оглядка на него... как будто из одной снисходительности".

"Слова, речи и обороты всех концов Великой Руси должны войти в словарь, — говорил Даль, — но не для безусловного включения их в письменную речь, а для изучения самого духа языка и усвоения его себе".

Он не сразу определил, по какому принципу расположит слова. Таковых имелось два: алфавитный, то есть в азбучном порядке, и гнездовой ("корнесловный"). Первый способ Даль признал "мертвым списком", в котором утрачены живые и разумные связи между словами. Второй был ему ближе, но требовал серьезных знаний, связанных с этимологией. И он решил совместить оба способа: разделил слова на одиночные, "не имеющие родственников", например, абажур, и гнездовые.

"Собрав слова по гнездам, составитель пополнял и объяснял их по запискам и по крайнему своему разумению", — пояснял Даль. Свой словарь он определил как "толковый", поскольку не признавал кратких описаний значения слова, называя их "сухими определениями", "потехой зазнавшейся учености". В его труде более 30 тысяч пословиц и поговорок, ими как раз и иллюстрируются значения.

Всего в словарь вошло более 200 тысяч слов, из них 80 тысяч собрано самим Далем. Первый том был издан в 1863 году Обществом любителей российской словесности, расходы по выпуску следующих трех взял на себя император Александр II.

Академия наук присудила автору за его подвиг Ломоносовскую премию и избрала в почетные члены, а Дерптский университет прислал диплом и немецкую премию. Между тем Даль не был ни филологом, ни вообще ученым, признавал, что ему недостает "основательных познаний" в грамматике.

Он создал скорее даже не словарь, а энциклопедию вселенского охвата. Скажем, Даль описывает 50 конских мастей, 30 разновидностей лаптей, способы их производства. В гнезде слова "море" даются объяснения более 70 слов этого корня, рассказывается о флоре и фауне морей, приводится 60 пословиц и поговорок о море. "Давно уже в русской литературе не было явления в такой мере достойного общего внимания и признательности, как этот словарь, — писал славист Измаил Срезневский. — Это одно из тех произведений, которые своим появлением действуют на ход образованности народной".

Впрочем, не обошлось без просчетов. Так, в одном гнезде обнаруживались явно несоединимые слова: русское "дыхать" и заимствованное из голландского или немецкого языка "дышло". Наоборот, разорванными оказались тяготеющие друг к другу "знак" и "значок", "круг" и "кружить". Даль признавал, что его детище далеко от совершенства. "Но, — указывал он, — при самых простых, обиходных глаголах в словарях наших недостает половины производных: при глаголе "давать" у меня добавлено противу других словарей 11 слов, при глаголе "давить" — 14, "жалеть" — 19, "дарить" — 26".

Вскоре после первого издания словаря стали публиковать "Дополнения и заметки" к нему, появились списки пропущенных слов и уточнения значений.

Статья о Дале в словаре Брокгауза и Ефрона содержит немало скепсиса: "Ни морской корпус, ни медицинский факультет не могли дать Далю надлежащей научной подготовки, и он до конца дней остался дилетантом-самоучкой. На свой настоящий путь Даль попал чисто инстинктивно... Его словарь, памятник огромной личной энергии, трудолюбия и настойчивости, ценен лишь как богатое собрание сырого материала, лексического и этнографического, к сожалению, не всего достоверного".

И все же подвижничество Даля, его сдвигавший горы энтузиазм, его многогранность намного значимее для нас, чем следствие пробелов в образовании. После себя этот человек оставил не только четыре тома "Толкового словаря живого великорусского языка". Но и 10 томов собрания сочинений, в которых 145 повестей и рассказов, 162 короткие истории, очерки, сказки и стихи для детей, пьесы. Даль знал 12 языков, был одним из первых отечественных тюркологов, членом-учредителем Русского географического общества, естествоиспытателем, написавшим два учебника: "Ботанику" и "Зоологию", гомеопатом-новатором, опередившим медицинскую науку на полтораста лет.