- Игорь Константинович, перед началом нашей беседы вы говорили, что внимательно слушали послание президента В.В. Путина Федеральному Собранию 2016 года, и вам понравилась мысль – довести финансирование социально-ориентированных НКО до десяти процентов от объема средств, предусмотренных на реализацию социальных программ соответствующих субъектов России.

– Да, идея понравилась. Но на практике она пока трудновыполнима. Мы сразу стали выяснять у региональных и муниципальных органов управления необходимый механизм реализации поручения президента, а нам объясняют, что на данный момент это невозможно, потому что нужны подзаконные акты, которые, может быть, будут через год или два. Всё очень сильно затягивается…

– Понятно. Мы говорили с вами в предыдущих беседах, что в отличие от правозащитных организаций и диаспор национальных меньшинств, где крутятся иностранные и околокриминальные финансовые средства, русские организации в массе своей не выживут. Это и есть один из механизмов расшатывания основ государства?

– Могут выжить. Мы же живем. Просто всё это очень сложно.

– Почему я и говорю: русские организации «в массе своей».

– Я считаю, что люди должны самоорганизовываться на основе общинных принципов. То есть сразу должны быть правильно определены принципы и цели организации. Организовываться не для получения грантов для решения отдельных вопросов, а для решения широкого круга вопросов. Это для того, чтобы выжить и поступательно развиваться. Люди должны состояться как община, «вывариться» как община. И только второй этап – это принятие какой-либо юридической формы. То есть не формальный принцип, а потом содержание, а содержание и только за ним формальный принцип. В этом случае будет действенным, а не формальным и социальное служение организаций.

Социальное служение общины «Спас» получило за последние 5 – 7 лет четкую специализацию: профилактика употребления психоактивных веществ и реабилитация и ресоциализация людей, страдающих наркотической и алкогольной зависимостью. И в этом направлении мы создали некую модель профилактики и реабилитации.

– На мой взгляд, профилактика и реабилитация наркозависимости должны быть необходимым, но прикладным делом общины. Основное направление – самоорганизация людей, собственно общинное дело.

– Конечно. И я так понимаю. Развитие духовности, различных форм взаимодействия и взаимопомощи людей – можно и так сказать. Это главное. Число общинников и наших сопричастников только увеличивается. А про специализацию в сфере профилактики и реабилитации наркотической угрозы я говорю с точки зрения нашего социального служения всему обществу, государству. Ведь нужно отдавать себе отчет в том, что не будет настоящей общественно-полезной деятельности, если люди не в достаточной степени объединены по коренным мотивам.

Крепкая наша община – залог социального служения. Но не наоборот.

– Вы активно контактировали с Федеральной службой по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН). Было ли здесь стойкое положительное движение, взаимопонимание?

– Мы сумели стать экспериментальной площадкой под патронажем ФСКН по профилактике и реабилитации наркозависимых. У нас были подписаны соответствующие договоры, не имеющие, правда, финансового подкрепления.

– Что, и в этом деле вы не получали хотя бы частичной компенсации затрат на осуществление социальной миссии?

– Нет, не имели. Ни копейки. Одна из причин – по сей день отсутствует в законодательных актах понятие «экспериментальная площадка» по реабилитации и ресоциализации. Поэтому мы работаем исключительно на общественных началах. И будем работать. Но масштаб общественно-полезной работы в таком случае много меньше того, если бы мы получали полноценную финансово-материальную государственную поддержку.

Однако взаимодействие с ФСКН давало нам дополнительные организационные возможности экспериментировать и «обкатывать» процедуры по профилактике и реабилитации, повышало статус нашей деятельности для местных чиновников, что на практике очень важно. Ну, а в конечном итоге мы создали эффективную модель профилактики употребления наркотических веществ и реабилитации наркозависимых. Мы смогли создать модель некоего сообщества для решения этих вопросов в масштабах Калужской области. Считаю, что это очень большое достижение, еще мало кем осознанное…

– Как известно, ФСКН недавно ликвидирована, ее функции переданы в другие министерства и ведомства. Нет опасности, что вся работа может быть поставлена под угрозу?

– ФСКН, к сожалению, уже нет, а «площадка» осталась. И продолжает функционировать. Модель работает, мы продолжаем совершенствоваться в этих вопросах.

Другое дело, что переданные полномочия ФСКН в другие министерства и ведомства «висят в воздухе». От ликвидированной службы полномочия передали, а «министерства и ведомства» на практике их еще не приняли. Новые люди, дефицит штатов и тому подобное. По нашему мнению, никто в органах государственной власти пока не хочет заниматься реабилитацией наркозависимых. Заслуга ФСКН была в том, что ею поднимались эти темы на государственном уровне. С наркопреступностью невозможно бороться без профилактики и реабилитации. «Спрос» и «предложение» взаимозавязаны друг с другом. Прежде всего, нужно сбивать «спрос» потребления наркотиков.

Сегодняшний пробел и неразбериха в передаче полномочий, думаю, еще аукнется. Вновь поползет вверх кривая незаконного оборота наркотиков, общего числа наркоманов и преступлений, совершенных на этой почве.

– Вы сегодня, как и в прошлые наши встречи, любезно провели меня по территории общины, как и прежде – мы пообщались с членами общины, вашими друзьями, а также с новыми воспитанниками. С учетом всех проблем, часть из которых вы сейчас озвучили, успехи общины поразительны. Расскажите о них.

– О главном, освоенном нами направлении я уже сказал – мы нашли нишу своего социального служения в деле профилактики и реабилитации наркозависимых. На профессиональном уровне, в том числе и со стороны ФСКН, наша деятельность была оценена положительно. Вместе с ФСКН мы разрабатывали типовую модель региональной системы реабилитации и ресоциализации.

– Сколько человек удалось реабилитировать вашему центру?

– У нас говорят об уровне ремиссии. У нас он достигал 37 процентов. Это очень высокий уровень. Если после обычной медицинской реабилитации ремиссия, то есть воздержание от потребления наркотиков в течение двух и более лет, составляет не более 4 процентов, в обычных центрах 10 – 15, в отдельных случаях – 20 процентов, – это считается очень хорошим результатом. У нас, повторю – 37 процентов. А в год через наш центр проходит примерно человек шестьдесят – семьдесят.

Мы открыли целое медицинское учреждение – ООО «Медицинский центр «Спас», в котором работают профессиональные наркологи, психологи, психиатры, терапевты. Работают они здесь, на территории общины.

Также мы решили самый сложный вопрос в реабилитационном процессе, который является камнем преткновения абсолютно для всех реабилитационных центров, – это дальнейшее медицинское сопровождение реабилитантов. Мы создали сеть мотивационных кабинетов: в Балабаново, Боровске и Обнинске. И это не просто мотивационные кабинеты, в которых Осуществляется приём граждан, а, по сути, опорные пункты, в которых ещё и выявляются, а не только мотивируются, наркозависимые. То есть это пункты по месту жительства для работы с родителями, родственниками, с самими нарко- и алкозависимыми и вообще с трудными подростками и потенциальными наркоманами. В результате поднимается огромный пласт черновой социальной работы. В ближайших планах – расширение сети мотивационных кабинетов по Калужской области.

Мы также создали в Обнинске первую адапционную квартиру, трехкомнатную, куда направляются люди, прошедшие реабилитацию, на дальнейшую ресоциализацию. В этой квартире люди живут под ненавязчивым присмотром наших специалистов, работают на предприятиях, живут полноценной нормальной трудовой жизнью.

– А квартиру предоставили органы местного самоуправления?

– Нет, конечно. Мы её просто арендуем у частных собственников.

В целом – это серьезная работа, которая требует огромного количества сил и затрат. Квартиру, опорные пункты надо содержать, специалистам –выплачивать зарплату и так далее. Органы власти думают, что сделали нам большое одолжение, предоставив в бесплатную аренду помещения для мотивационных кабинетов, и больше не участвуют в материальном обеспечении этой деятельности.

В меру сил пропагандируем выработанную нами модель профилактики и реабилитации, которая, я считаю, должна быть реализована в каждом регионе России.

С нашей стороны всё готово для организации реабилитационного поселения в одном из сельских районов Калужской области. Известно, что бывшие наркоманы не любят возвращаться на прежнее место жительства, понимая опасность вновь быть вовлеченными в наркоманию. Органы власти Калужской области более трех лет обещают нам решить вопрос с выделением земли. Но кроме деклараций, результата мы пока не видим. Все «за», а толку нет. Обещали сначала пятьдесят гектаров, потом – двадцать пять. Но и их не выделяют.

– Хотя бы какую-нибудь помощь они вам оказывают?

– В прошлом году нам выделили субсидию в размере 107 тысяч рублей. А в этом году мы получили субсидию уже в размере 10 миллионов рублей по линии профилактической работы с семьями, детьми и людьми, попавшими в трудную жизненную ситуацию. Это отдельное наше направление, не связанное с профилактикой и реабилитацией наркозависимых. Кроме того, мы уже в течение пяти лет получаем средства по антинаркотическим программам города Обнинска и Боровского района. Безусловно, это серьезная поддержка, но, к сожалению, недостаточная. Мы за месяц тратим больше, чем нам выделяют за год.

– Ну, в общем-то, подвижка есть. В прежних наших беседах вы отмечали, что органы власти вообще никак не помогают «Спасу»… Но вы как-то обошли успехи общины в вопросах расширения материально-технической базы. И в этом вопросе надеяться вам приходится только на свои силы?

– Да. За эти годы мы построили дополнительное здание мастерских, банно-прачечный комплекс. В полном объеме заработала наша школа традиционной русской культуры.

Удалось на 10 соток расширить территорию нашей общины, планируем постройку ещё одного воспитательно-реабилитационного корпуса.

– После всего достигнутого, с учетом вашего опыта, скажите, Игорь Константинович, за прошедшие 5 – 7 лет что-то изменилось в вашем восприятии проблем самоорганизации граждан?

– Считаю, что Россия на нижнем, базовом своем уровне должна быть общинная, условно говоря, адаптированная к современным условиям, И никуда от этого не деться. За эти годы я ещё более четко и ясно осознал, что начинать нужно с духовно-нравственных позиций, чем изначально занималась и занимается наша община. Прежде всего, надо менять человека, а уже потом экономику. Все начинается с человека. Это первое. И второе – никакой у нас в стране не будет настоящей инициативы и активности, о которой мы слышим одни только разговоры на протяжении 20 лет, если не будет самоорганизации людей. А самоорганизация у нас, в России, традиционно может быть наиболее эффективной только в общинной форме.

Вот эти два постулата для меня так и остаются неизменными. И со временем становятся только более конкретными и ясными, особенно на фоне принимаемых государством различных социальных проектов, программ, концепций и т.д. В первую очередь, нужно начинать с человека, с его духовно-нравственного содержания. Если не будет традиционных ценностей, не мифических «общечеловеческих», а традиционных и православных, то не будет и соответствующего адекватного внутреннего мира в человеке, обществе в целом. И так всё и будет идти наперекосяк. Что мы до сих пор и наблюдаем.

Самоорганизация, в нашем понимании, на основе традиционных ценностей, когда люди организовываются вокруг общего дела и дальше двигаются в направлении служения Отечеству, продвигается очень сложно. Кардинальных рывков или ускорений в этом направлении я не вижу.

– Но как же, сейчас много разговоров о патриотизме. Центральные СМИ говорят, что уровень национального самосознания повышается…

– Это всё присутствует. Но это не то, о чем я и мы в общине говорим.

Нельзя быть равнодушными к тому, что происходит на Украине. Наши соотечественники откликаются, помогают людям, оказавшимся в беде. И это, безусловно, нужно только приветствовать и развивать. И даже можно говорить о некотором повышении уровня патриотизма, осознания величия своей Родины и её истории. На этой позитивной волне создаются новые патриотические движения. Но всё это не носит системного и структурного характера. Это всё, к сожалению, спорадические вещи. Ну, помогли, например, людям в Донбассе и Луганщине. Хорошо. А дальше-то что?

Мы же говорим о системе – о самоорганизации граждан для решения огромного круга вопросов. Для того, чтобы социальные, патриотические и вообще полезные государству и обществу общественные организации по-настоящему состоялись и укрепились, как раз и нужны общинные формы, развитие общинной самоорганизации.

А если в целом, то я не вижу повышения самоорганизации людей, скорее, наоборот.

– Каково сейчас положение с русскими общинами по России?

– Многие люди организуются, но по отдельным направлениям: культурно-просветительным, гуманитарным, информационным. Это всё хорошо, но не то, о чем мы говорим всё это время. Община – это жизнь во всей полноте. А не просто один из сегментов этой жизни.

Например, люди создают некие сообщества для обсуждения общественно-политических проблем. Подобного рода сообщества, считаю, являются надстройками, бескорневыми объединениями по интересам. Такие объединения людей очень зависимы от внешних факторов.

Появился фактор, которого не было лет 5 – 7 назад. Несколько изменились акценты государства в отношении общественной жизни. Произошла некоторая структуризация направлений в ещё большую сторону создания некоммерческого сектора. Развитие некоммерческих организаций, НКО – это и есть тот шлюз, коридор, по которому и движутся самоорганизующиеся сообщества. Создана конкретная юридическая форма, имеющая свои плюсы и минусы.

– Как же вы в целом оцениваете деятельность НКО?

– В рамках сегодняшней ситуации – это положительный фактор. Но по сравнению с тем, что должно быть в идеале – отрицательный. Палка о двух концах. Положительное в том, что можно обрести юридическое лицо, в том числе и общине. До этого мы обращали внимание, что община с законодательной точки зрения не имела никакого лица. Я уже решил для себя, что русские общины никогда не будут иметь самостоятельного статуса. Вот «община малых коренных народов» существует в законодательстве. А «община русская» – нет. В ближайшей перспективе я не вижу, чтобы русские общины получили какой-либо отдельный и четкий юридический статус. Это, видимо, никому наверху не нужно, не интересно...

Но зато есть статус НКО. Общине можно стать некоммерческим партнерством, можно – автономной некоммерческой организацией.

– Хотя при этом всё же размывается понятие «община». Общине всё время приходится приспосабливаться. Так?

– Да. НКО – это не наше, не отечественное произведение. И время такое, что НКО как институт государство не любит. Некоторые так и говорят: «НКО – нелюбимое дитя государства».

– Странно. Почему государство не любит то, что само создает?

– По неведомым мне причинам, государство продолжает приобщаться к «мировым стандартам», отсюда упор именно на понятие НКО. Но нужно считаться с реальностью: НКО – западная модель структуризации общества, с помощью НКО даже войны ведутся против России.

– Так называемые «НКО-иностранный агент»?

– Да. Конечно, НКО в стране разные. Но все они несут в себе бремя не нашей, не русской традиции. Сейчас, правда, пытаются сделать отдельный реестр социально-ориентированных НКО, полезных людям, обществу, государству. И только бы радоваться! Но сама система координат сомнительна. Вот, например, законом о некоммерческих организациях определен перечень организаций, которые могут считаться социально ориентированными. И среди организаций, которые реально занимаются животрепещущими социальными вопросами, вдруг появляются правозащитные организации. Мы отлично знаем, что правозащитные организации западного толка в организационных, кадровых и финансовых вопросах на три порядка выше, чем наши сегодняшние, которые только становятся на ноги.

Социально-ориентированные организации имеют право участвовать в конкурсе на получение государственных грантов. Хорошо. Но опять-таки сравним уровень подготовки правозащитных организаций западного толка, которые с 90-х годов сидят на всевозможных грантах и знают все ходы-выходы. Это с одной стороны. А с другой – уровень тысяч иных, вновь созданных социально-ориентированных НКО: неопытные, неокрепшие, мало чего понимающие...

– Вы имеете в виду и правозащитные организации российского толка, стоящие на отстаивании национальных интересов?

– Именно такие правозащитные организации создаются на практике при поддержке государства. Но я говорю не о них. Я говорю про все остальные, ориентирующиеся на социальное служение – деятельность в области об­разования, культуры, науки, здравоохра­нения, иной социально-полезной сфере.

– Но давайте остановимся и на положительном факторе системы НКО.

– Всё же существующая форма НКО, как уже было сказано, дает возможность худо-бедно существовать. Но дело в том, что люди самоорганизующиеся сразу несут на себе бремя НКО, печать так называемого «социального проектирования». И выстраивают взаимоотношения между собой, и внутренние и внешние, для того, чтобы получить финансовые ресурсы на заданных условиях.

Вот – гранты. На что идут гранты? На отдельные проекты. А организации-то, вынужденные участвовать в конкурсах на получение грантов – замученные, не имеющие средств на свою повседневную деятельность. И они придумывают какой-то проект, чтобы существовать. Затем эти средства нужно «освоить», отчитаться по всем пунктам и тому подобное. Это всё до невозможности усложняет даже самое начало самоорганизации граждан. А ведь еще до участия в конкурсе на гранты нужно доказать, что ты соответствуешь статусу «социально-ориентированной» организации. Это огромная работа, и все силы тратятся в реальности не на социальное служение, не на творческое воплощение целей и задач организации, а на выживание, на отчетность и на приведение своей деятельности к сомнительным «стандартам» НКО.

– Выходит, на НКО особой надежды нет… Семь лет назад я спросил вас: «Если бы на самом высоком уровне при государственной поддержке вам предложили организовать общинное движение по России, согласились бы»? Вы тогда ответили: «Согласился бы, так как убежден, что самоорганизация граждан является ключом к созиданию и лечению многих застаревших социальных болезней российского общества».

Я тогда надеялся, что удастся пробить брешь в чиновничьем безразличии к общинам. Думал, а вдруг – кто-то на высоких этажах власти поднимется до государственного уровня мышления в вопросах должной организации общественной жизни…

Прошло время. Никто ничего не предложил. Но так же, как и прежде, сегодня задаю тот же наивный вопрос: если вам предложат организовать русское общинное движение по России, согласитесь?

– Да, я бы согласился. Да, не вижу заинтересованности государственных институтов в этом. Увы, перспектив распространения нашего примера общинной организации граждан с помощью государства – пока никаких.

Но повторю еще раз. Мой опыт двадцатилетней жизни в общине убеждает меня в том, что не будет серьезных улучшений на всех уровнях нашей страны, если мы не начнем с основополагающих моментов. Первое – с человека, с его духовно-нравственного состояния. Второе – с самоорганизации граждан снизу на основе наших традиционных ценностей.

Беседу вел Виталий Филяев

Интересующиеся опытом общины могут зайти на сайт ОГКО «Спас»: http://www.mirspas.ru/libr

Фото с сайта общины (Игорь Лизунов в центре).