«Как бойцов частных военных компаний воспитывать, чтобы они были защитниками Родины, а не наемниками? Ответ на этот вопрос в историческом опыте казаков есть», – заявил в интервью газете ВЗГЛЯД руководитель Казачьего экспедиционного общества Дмитрий Карпушин. По его мнению, сегодня функцию казаков взяли на себя чеченцы, но потенциал казачества в деле службы стране по-прежнему велик.

В первый день сентября по инициативе патриарха Кирилла в России отмечается День казачества. В преддверии этого праздника было объявлено, что до 2025 года правительство планирует потратить 765 млн рублей на создание системы государственно-общественного партнерства с российскими казаками, в результате чего их общества должны увеличить свою численность со 180 тысяч до 206 тысяч человек. Данные средства будут выделены в рамках госпрограммы реализации национальной политики, целью которой названы гармонизация межэтнических отношений и укрепление единства российской нации. Учитывая, что финансирование казачества выделено в особую подпрограмму, казакам в этом деле государство отводит значимую роль.

В последние годы казачьи объединения все чаще попадают в фокус внимания российских СМИ, в том числе в рамках довольно скандальных сюжетов. При этом отношение к ним в стране неоднозначное. Для одних казаки – моральный и патриотический ориентир, другие же связывают их с самоуправством и ретроградными порядками, третьи и вовсе считают, что современные казаки не настоящие, а «ряженые».

О том, справедливо ли такое мнение, какими могли бы быть функции казачества в современной России и, в частности, на Кавказе, нужны ли стране частные военные компании и можно ли считать казаков русскими, газета ВЗГЛЯД поговорила с руководителем Казачьего экспедиционного общества, этнографом Дмитрием Карпушиным.

ВЗГЛЯД: Давайте для начала разберемся, кто такие казаки? Это профессия? Сословие? Народ? Идейная группа?

Дмитрий Карпушин: Прежде всего, народ. Сотни тысяч – этнические казаки по рождению и происхождению. Говоря о казачестве, я буду иметь в виду именно этих людей, а не пресловутых активистов с нагайками и лампасами из телевизора. Поэтому казаки, конечно, народ. Просто у нас есть традиционный род занятий, так всегда было.

ВЗГЛЯД: Народ – воин по профессии?

Д. К.: Скажем так, Россия поручила казачьему народу несколько взаимосвязанных профессиональных ролей, так или иначе связанных с воинской традицией. Поручение это было оформлено как налоговая льгота и таким образом приобрело сословный характер. При этом даже в Своде законов Российской империи в начале ХХ века простого и однозначного сословного определения казакам не давалось: упоминалось и «казачье сословие», и «казачье состояние», и даже «казачье население». Вообще, казачий народ стоит на трех китах: этнос, идеология, самоорганизация. Как только пытаются свести к чему-то одному, начинается невероятная путаница.

ВЗГЛЯД: Если казаки – отдельный народ, стало быть, справедливо утверждение «казаки – не русские»?

Руководитель Казачьего экспедиционного общества Дмитрий Карпушин (фото: кадр из видео)

Д. К.: И да, и нет. Скажи про казака, что он русский, так он начнет возражать и уточнять. А скажи, что он нерусский – в этом будет какая-то большая неправда. В некоторых отношениях сложно найти более русского человека, чем казак. Можно сказать, что казаки – это Россия внутри России. Мы для России примерно то же, что Россия для Европы.

ВЗГЛЯД: В каком смысле?

Д. К.: Вот смотрите: русские гораздо больше привержены традиционным ценностям, чем европейцы. А казаки, в свою очередь, привержены этим же ценностям больше, чем русские. Или, например, спроси у русского: вы европейцы? Русский ответит: мы европейцы с точки зрения азиатов, а рядом с европейцами мы не то чтобы азиаты, мы просто... русские. Отдельная история. Вот и с казаками такая же «отдельная история».

ВЗГЛЯД: Значит, русские смотрят на казаков примерно так же, как европейцы на русских?

Д. К.: Совершенно верно. Европейцы плохо понимают русских и выдумывают про них всякие стереотипы – часто неправдоподобные, а порою весьма неприятные: матрешка, балалайка, медведи на Krasnaya Ploshchad. Точно так же и русские воспринимают казаков через призму известных шаблонов: любо, шашка, нагайка, pogrom.

ВЗГЛЯД: Есть и более критические реакции. Многие считают, что никаких казаков сейчас в принципе нет, вот при царе были настоящие казаки, а нынче только «ряженые».

Д. К.: Казакам как народу доказывать что-либо кому-либо смысла не имеет. Если же речь о казачьих организациях, то им не спорить нужно, а действовать, на деле продемонстрировать свою нужность социуму. А просто так пестовать свою самоидентификацию да рассказывать, как нам все должны за геноцид казаков... Какой смысл? Да, геноцид был, и невероятно кровавый, но Москва, знаете ли, слезам не верит. Я, например, хочу, чтобы мои внуки ощущали себя потомками счастливых людей.

ВЗГЛЯД: То есть вы предлагаете свести до минимума диалог казаков с русским большинством?

Д. К.: Не то чтобы я против диалога. Если людям интересно, почему бы и не рассказать. Против чего я возражаю, так это против бесплодных споров на тему того, какие казаки «настоящие», а какие «ряженые». Вот от этих склок точно никакой пользы не будет. И вообще, нужно понимать, что не существует никаких организаций и групп, которые могли бы говорить за весь казачий народ.

ВЗГЛЯД: Тогда не будем спрашивать за весь народ, спросим ваше частное мнение: чем казаки могут быть полезны современной России?

Д. К.: Да, собственно, тем же, чем были полезны России дореволюционной. У казаков, как и у других народов Империи, исторически сложилось четкое место в межэтническом разделении труда.

Во-первых, это освоение пространств. Речь не только о завоеваниях. В малонаселенных местностях любой путешественник двигался от одного казачьего кордона до другого. Казаки там были и пограничниками, и почтой, и даже обычным сопровождением научных экспедиций. А в случае того, что сегодня называется «террористической угрозой», и контртеррористическим ресурсом.

Во-вторых, сохранение мужской традиции для всей России. Казак – мужской символ, понятный и нечужой для всей страны. Традиционно повышенное внимание взрослых казаков к воспитанию сыновей, мальчиков-воинов, к их обучению – это общепонятный для России обычай, это мужское поведение, уважаемое не только в станицах, но и в городах, в деревнях, в аулах.

В-третьих, казаки – это своего рода «менеджеры» межэтнических отношений, своеобразный буфер между великороссами и малыми народами. Прежде всего, конечно, на Кавказе, но и не только. Профилактика конфликтов в зонах межэтнического контакта – это, в первую очередь, казаки.

Как можно легко убедиться, все вышеперечисленное вполне актуально для современной России. А что касается межэтнических отношений – даже более чем актуально. Другое дело, готовы ли к этой роли современные казачьи сообщества.

ВЗГЛЯД: Возьмем тот же Ставропольский край, где постоянно возникают конфликты между местными и приезжими. Есть мнение, что там бы не помешала крепкая казачья рука...

Д. К.: Вот только не надо никого «разгонять казаками». Это стереотип дурной, вредный, навязываемый обществу (и тем же казакам, кстати). Когда говорят о Кавказских войнах XIX века, забывают, что работой казаков в итоге оказывался скорее мир, чем война. Казаки были понятны и горцам, и русским. Нормы, которым следовали казаки, тоже. Как, впрочем, и казакам были понятны кавказские правила сосуществования.

Один из атаманов Юга России рассказывал мне, как он вскоре после второй Чеченской кампании был назначен главой администрации одного из районов Чечни. Конечно, большинство его подчиненных, сотрудников районной администрации, были чеченцами. Он собрал их и сказал: «Я не буду врать вам, будто буду относиться к вам как к казакам, как к своим. Но я обещаю всем вам справедливость». Ему, своему человеку на Кавказе, было понятно, что это единственно возможная постановка вопроса. Если бы он пообещал, что не будет делать различий между своими и чужими, его сочли бы либо лгуном, либо человеком, позорно забывшим свои корни.

В результате весь свой срок он отработал нормально, без эксцессов. Не пришлось вооружать казачьи сотни или вызывать войска. Хотя, конечно, вооруженная сила за спиной – это важно. Как часто говорят в тех краях: Кавказ уважает силу и деньги. Но понимание того, как надо строить отношения, часто избавляет всех от применения силы. Это куда более важный для государства ресурс, чем иррегулярная конница.

ВЗГЛЯД: Звучит вполне перспективно. Почему же власти не используют этот ресурс?

Д. К.: Восстановление казачьих функций в современных условиях – довольно рискованная работа. В том смысле, что никто не понимает, по каким алгоритмам ее запускать. Поэтому никто не рискует браться за это дело всерьез. Куда проще хор с гармошкой собрать, хлопцев в лампасы вырядить, дивчинам щеки нарумянить – и на ярмарку выпустить. Рисков минимум. Ну, еще казаков в дружинники записать. Казачьи дружины в станице – это нормально, люди поддерживают порядок там, где живут. А вот в столицах, на моей памяти, с 1990 года казачье патрулирование заканчивалось пшиком.

Чтобы государевым людям взяться за работу с казачеством, им нужно хорошо понимать возможный карьерный, извините, выигрыш. А поскольку мы все – и казаки, и русские, и россияне – заложники лубочных стереотипов и идиотских репортажей про клоунов в лампасах, этого выигрыша чиновники не видят. Ведь этот выигрыш в категориях одноходовок и ярмарочных балаганов не описывается и чиновникам просто неизвестен, хоть и возможен.

ВЗГЛЯД: Вы верите в то, что ситуация может измениться и казаки снова будут востребованы государством в реальном деле?

Д. К.: А не надо сидеть и ждать, пока тебя востребуют. Объяснить государству пользу от казаков – это задача самих казаков. Если существующие организации не справляются с этой задачей, значит, они неэффективны. Ведь и в исторической ретроспективе казачество сложилось только потому, что в нем была потребность у государства. Это был своего рода «госзаказ». Этот «госзаказ» никуда не делся, он по-прежнему актуален. Но пока что эффективное предложение на этот заказ поступило не от казаков, а совсем от других людей.

ВЗГЛЯД: Вы имеете в виду кого-то конкретного?

Д. К.: Вполне конкретного. Эта мысль мало кому понравится, но, по моему мнению, сегодня историческую функцию казачества взяли на себя чеченцы. Не берусь давать этому каких-то оценок, просто констатирую.

ВЗГЛЯД: Неожиданный поворот.

Д. К.: А вы посмотрите беспристрастно. По факту, сегодня пустующую казачью нишу отчасти заполнили чеченские подразделения. Их сходство с казачьей ролью не только в этнической гомогенности, земляческом принципе комплектования и приверженности традиционным ценностям. Есть пересечение и на геополитическом, не побоюсь этого слова, уровне.

В начале 1990-х мне довелось беседовать с иностранной журналисткой, которая приехала в Россию писать большой материал о возрождении казачества. После двух месяцев изысканий она в своей статье дала казачеству такое определение: «Система военизированных кланов, охранявших южные границы России на основании налоговой сделки с царским правительством». Стороннему наблюдателю бывает присущ точный взгляд. Замените в этой формуле «кланы» на «тейпы», вспомните знаменитое «Аллах дает», и вы получите реальную картину сегодняшнего дня. Плохо ли это? Если граница на замке и недружественные эмиссары через нее не просачиваются, то хорошо.

ВЗГЛЯД: Однако казаки вряд ли так просто согласятся уступить свою историческую роль. Как мы выяснили, желание восстановить свои позиции присутствует. Но есть ли какие-то конкретные идеи и предложения? С чего начать?

Д. К.: Начать с целенаправленных и вдумчивых «пилотных проектов», небольших по масштабу и узкопрофильных по содержанию. В случае успеха этот опыт можно будет тиражировать. К примеру, сейчас спорят о том, нужны ли России частные военные компании. Во времена атамана Ермака, чей отряд как раз и представлял собой частную военную компанию, которая действовала в интересах государства, такой вопрос не стоял. Другое дело, что до казачьей ЧВК еще нужно дорасти, и дело не только в выучке, дисциплине и лояльности государству. Следует четко определить: как бойцов ЧВК воспитывать, чтобы они тоже были защитниками Родины, а не наемниками? Ответ на этот вопрос в историческом опыте казаков есть, только не надо отвлекаться на чубы, разговоры про казачью волю и прочую экзотику. Опыт этот технологичен и потому для неспециалиста малоинтересен, а специфика его такова, что он может быть использован только государством. И таких узких задач, в том числе не обязательно военного характера, у казачества может быть целый перечень: в межэтнической сфере, в вопросах работы с молодежью. Но важно не ставить знак равенства между казачеством и клубом любителей казаков.

ВЗГЛЯД: Как провести эту грань?

Д. К.: По этнической линии. Возвращаемся к началу разговора: казаки – это народ или идеология? Государство сейчас склоняется ко второму варианту, забывая про первый. Между тем этнические казаки обладают гораздо более серьезной мотивацией к решению вышеупомянутых задач. Конечно, это не означает, что казачья служба – закрытый клуб и вход там только для своих. Все нормальные люди рады единомышленникам, и казаки не исключение. Но если речь идет о «пилотных проектах», то начинать их целесообразно, опираясь именно на этнических, «природных» казаков. Ведь для них это – не хобби, не идейное увлечение. Они не могут «передумать» быть казаками. Они ими родились, ими и умрут.

Фото: Александр Мазуркевич/РИА Новости
Текст: Андрей Графов