|
Албазин.
|
|
| Игнатий | Дата: Вторник, 01.11.2016, 08:01 | Сообщение # 91 |
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Промысел Божий!.. Непостижим…
Даже если где-то буксует что-то в эпохах, или откатывается назад, все равно Божием Промыслом все выводится на «стези своя», стези Божией Правды и Истины…
Топтание это, шаги – вперед, в сторону, или назад, опять вперед человечество ощущает, пропускает через себя, осознает, мы ощущаем, каждый из нас на примерах собственной жизни, собственного осмысления бытия.
Шаги, этапы. Владимир Зельдин, новопреставленный, Царство Небесное ему пожелаем и помолимся, как никто другой, наверное, ощутил это движение на примере Российской Державы, родившись при Императоре Николае 2-м, воспетом, проклятом и прославленном в лике святых. Как хорошо он сказал о жизни человека, русского человека, нашей жизни, об отношении к ней, с пониманием, терпением и смирением, не отчаиваясь жить той жизнью, которой мы живем, но всегда помнить о том, как мы могли бы жить – примерный смысл сказанного им.
Почему? Да потому что все равно вырулим туда, куда нас ведет Бог! Но только как…
«Кто Павел? Кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали. И притом поскольку каждому дал Господь. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение. Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем; но каждый смотри, как строит. Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, - каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня» (1Кор.:3;5-15).
Православная Русь идет тернистым и сложным путем, но всегда за Богом, возвращаясь, даже, если и отступила, и, она «получит награду», потому что идет сама и ведет за собой весь мир, другого пути нет ни для кого…
Вот они шаги, которым многие из нас свидетели - 20-й век: первое десятилетие отличается в корне от 10-х годов с их катастрофами и революционными бурями. 20-е; 30-е; 40-е; 50-е; 60-е; 70-е; 80-е; 90-е, каждое десятилетие – целая эпоха, отличающаяся от предыдущих. А 21 – век? Сейчас идет второе десятилетие, его мы еще не можем осмыслить так, как можно оценить прошедшие, но живем мы в великое время для России и всего мира, через сто лет после…
К размышлениям этим меня подвигнули рассуждения о 17 веке, о событиях которых пытаюсь писать. Там меньше интересующих, согласно выбранной теме, десятилетий, хотя, как сказать, - связь прямая с серединой 19-го века. Речь о Приамурье.
40-е, только-только… 50-е, к которому хочется вернуться, как особенному и упущенному десятилетию… 60-е, 70-е, 80-е, каждое десятилетие целая эпоха, закладывается фундамент…
50-е годы – своего рода историческая развилка, когда было совершено отступление от прямого пути, и все последующие десятилетия до середины 19-го века, особенно 3 первых вышеуказанных, служили тому, чтобы обойти огромный пласт исторического острова в реке времени и войти в русло свое.
О том, как могло бы все обернуться тогда в Даурии, начиная с 50-х рассуждать не берусь, но есть документ, который поможет увидеть ту, небольшую часть того пути, с которого свернула Россия, как всегда по объективным и субъективным причинам, но не по своему духу…
Вот это свидетельство: «Наказ Афанасию Филипповичу Пашкову на воеводство в Даурской земле, данный из Сибирского Приказа в 1655-м году»… Он объясняет в какой-то мере также один, пока почти неразрешимый частный вопрос: почему на несколько лет застрял в Илимске иеромонах Гермоген?..
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Вторник, 01.11.2016, 10:57 | Сообщение # 92 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Привожу выдержки из Наказа, в скобках помещаю свои примечания.
«И по тем распросным речем во 160-м (1652) году по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца, указу послан был в Даурскую землю, до подлинного разведывания про Даурскую землю, Дмитрий Зиновьев, а с ним служилых людей 150 человек. И, взяв с собою аманатов даурских людей и Ярка Хабарова, ехати ко государю к Москве. (В Наказе говорится, что Дмитрий Зиновьев не по своей прихоти взял Е.Хабарова, а по «указу». Кстати, в Наказе говорится, что «А даурских де деревяных городов он, Дмитрий, не видал; а сказывали ему служилые люди, что те городы пожжены». Скорее всего – это была ложь со стороны Д.Зиновьева, чтобы больше обличить Е.Хабарова перед Сибирским Приказом. Может быть, от этого и пошла «новость», что Е.Хабаров сжег Албазин. Д.Зиновьев и сам не мало провинился перед казаками О.Степанова).
«А после де ево, Дмитрия, остался на Шилке (Шилкой называли в Наказе реку Амур) реке служилых и охочих людей с четыреста с пятдесят человек… А велел де им взойти Шилкою рекою вверх, и поставити на Шилке реке, на усть реки Зеи, да на усть реки Урки, под Даурским волоком, для приходу государевых людей остроги…» (боярин Д.Зиновьев исполнял свой наказ, полученный в Москве, отдавая распоряжения).
«и государь царь… самодержец ему Афанасью Пашкову в Даурской земле быти воеводою, и по сю сторону Шилки реки на усть Урки речки, или в Лавкаевых улусех и в Албазине городище, расмотря где пригоже, где не чаеть приходу воинских богдойских людей поставить острог, и всякими крепостьми укрепити, и в остроге устроити настоящую церковь, во имя Воскресения Христова; а у той церкви приделати два предела, во имя Алексея митрополита, да Алексея человека Божия».
«И отпустити их (300 человек вместе с А.Пашковым) из тех городов в нынешнем во 163 (1655) году в Енисейской безо всякого мотчанья, чтобы им поспети нынешним летом в Енисейской острог (Наказ писался в самом начале 1655 года), а по дороге не замерзнуть (по водному пути, пока реки не стали) – и затем даурские службы не поставить (Сибирский Приказ всячески торопил А.Пашкова)…
«И о том о всем в Тобольск к стольнику и воеводам, ко князю Василью Хилкову с товарищи, и в Енисейской к стольнику и воеводе Ивану Акинфову, и в ыные сибирские городы к воеводам от государя писано (был подключен Сибирский ресурс для быстрого исполнения Наказа)… И взяв у стольника и воеводы у Ивана Акинфова из енисейских доходов,.. и сождався из городов с служилыми людми, и взяв суды под себя и под служилых людей у столника и воеводы у Ивана Акифова, в чем можно поднятца, идти из Енисейского острогу, со всеми служилыми людми и с запасы в новую Даурскую землю безо всякого мотчанья. А наперед себя послати от себя служилых людей, сколько человек пригоже, в Илимский острог, и к воеводе Богдану Оладьину от себя отписати, чтоб он по государеву указу велел изготовить подводы на чем ему со всеми служилыми людми перейти вскоре, и запасы перевести через Ленский волок, и на Лене реке изготовить суды, в которых ехати ему Леною и Олекмою реками до Тугирского волоку. Да тем же служилым людем, которых пошлет он, Афанасей, в Илимский острог, велети наперед себя ехати из Илимского острога в Тугирский острог, а из Тугирского острогу в Даурскую землю к служилым людем, которые ныне в Даурской земле, к Онофрейку Степанову с товарыщи, быти в князь Лавкаевы улусы, на усть реки Урки, тут им велеть себя дожидаться (то есть на Амуре в том месте, где начинается путь на Лену, недалеко от Албазина. Несколько раз в Наказе использовано слово «мотчанье»: мотчатися, мотитися, то есть, - не мотаться, не затягивать дела. В течении 1655 года, согласно Наказу, А.Пашков должен был быть в Енисейске и Илимске. Уж в любом случае, в следующем 1656 году дойти до Амура и начать взаимодействовать с О.Степановым, укреплять позиции. Где он был, и что он делал – О.Степанов узнал о А.Пашкове неофициально только в конце 1687 года, официально в 1658 году, незадолго до гибели. Практически на Амуре «Даурский» воевода А.Пашков так и не появился…).
О чем еще поведал нам Наказ, чего так в Приамурье и не осуществилось, не смотря на Царский Указ, на пристальное внимание и жесткие требования Сибирского Приказа?..
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Вторник, 01.11.2016, 13:41 | Сообщение # 93 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Продолжим цитировать «Наказ Афанасию Филипповичу Пашкову на воеводство в Даурской земле, данный из Сибирского Приказа в 1655-м году»…:
«И как он, Афанасей, приедет в Тугирский острожек, и ему, Афанасью, распросити служилых людей: где схоронил Ярко Хабаров зелье и свинец, и косы и серпы, и железо, и уклад и иные запасы? Да где скажут, и ему то все взяти и везти в Даурскую землю с собою. Да как он, Афанасей, через Даурской волок со всеми служилыми людми перейдет и к даурским служилым людем к Онофрейку с товарыщи придет… сказати им великогогосударя царя… самодержца, жалованное слово… И впред бы они служилые о охочие всякие люди государевым милостивым презрением и жалованьем жили на Урке реке в тишине и покое, и государеву службу служили с ним вместе, и всякими промыслы промышляли безо всякого опасенья. А за службы их государь пожалует их своим государевы жалованьем, смотря по их службе…
И собрав к себе всех служилых и охочих людей, говорити с ними о том: где бы в Даурской земле для поселения поставити острог в угожих и крепких местех к пространству, и где б мочно пашня завести, и вода б была у острогу близко, по сю сторону Шилки реки на усть Урки речки, или в Лавкаевых улусех, или в Албазине городке? И самому того высмотрити гораздо накрепко, где б не чают приходу воинских богдойских людей. А говоря о том с служилыми и охочими людми, распрося их, и самому высмотря того накрепко, где пригож, и в угожем месте поставити острог, и всякими крепостьми укрепить всеми служилыми и охочими людми вскоре, не замотчав. А в остроге поставить настоящую церковь во имя Воскресенья Христова, да два предела, Алексея митрополита да Алескея человека Божья; да устроить воеводской двор и съезжею избу, и на государевы на всякие запасы анбар, а на зелейную казну земляной погреб, и жилецкие дворы велеть строить. А в Даурскую и Дючерскую и в Гиляцкую земли послать, с приезду своего, от себя служилых людей добрых, ково б з дело стало, сколько человек пригож. И велети из тех землиц быти к себе в острог князцом и лучим улусным людем, посколку человек из волостей пригож делу… А царское величество пожалует их своим царским жалованьем, и от недругов их велит оборонять… Да которого числа он, Афанасей Пашков в Даурскую землю с служилыми людми придет… прислать к великому государю… самодержцу, к Москве безо всякого задержанья…».
Схема ясна. Начало 1655 года. Еще не разобрано дело опального Е.Хабарова, под впечатлением «отчета» Д.Зиновьева. Государевы указы о содействии миссии А.Пашкова разосланы по всем сибирским воеводствам и городам. В течение года передислоцироваться и приступить к созданию укрепленного форпоста с центром Даурского воеводства в районе устья реки Урки - (левый приток Амура (вблизи современного п. Ерофей Павлович Сковородинского района Амурской области) – Лавкаевых улусов (ниже по Амуру) – Албазинский городок, соединившись с отрядом приказного человека Даурских, Дючерских и Гиляцких земель Онуфрия Степанова, в союзе с племенами, проживающими по Амуру.
Другими словами, привлекая государственный потенциал, и, имеющийся уже немалый наработанный потенциал в самом Приамурье, продолжить освоение Даурии, при самых благоприятных обстоятельствах, которые могли сложиться в то время.
Какие обстоятельства побудили А.Пашкова действовать иначе, упустить благоприятно складывающиеся возможности для исполнения порученного ему государем дела, потерять все вместо того, чтобы многократно прибавить к тому, что уже имелось к тому времени в Приамурье, причем при строжайшем контроле с Москвы?
Промыслом Божиим вернулось все на стези своя десятью годами позже, когда началась героическая Албазинская эпоха освоения Приамурья 1665-1689гг., но как видим – уже при самых неблагоприятных обстоятельствах, почти с нуля. А сколько же было потеряно, в том числе и времени… Вот и задумаешься над ролью личности в истории о тех, кто «получит награду» и кто «спасется, но так, как бы из огня»…
Если говорить о планах государя в делах государственных в Приамурье, то следовало бы обратить внимание и на планы другого государя, «собинного друга» первого – Святейшего Патриарха Никона, которых не могло не быть. Ответить на вопрос, как они реализовывались, в чем не реализовались и почему. Не зная пока, как ответить на этот вопрос, все же дерзнем сделать предположение, что иеромонах Гермоген стал олицетворением тех планов, осмысливая величайшую роль, которую он имел в героических событиях 17-го века в Приамурье.
Если атаман Онуфрий Степанов на пути с востока не смог исполнить государев Наказ в касающейся его части, благодаря действиям или, наоборот, – бездействиям А.Пашкова, то иеромонах Гермоген, видимо, застрял на западе, в Илимске, не осуществив порученное ему…
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Среда, 02.11.2016, 04:04 | Сообщение # 94 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Начало 80-х годов, как и в начале 70-х жизнь русских поселенцев в Приамурье ознаменовалось рядом знаковых событий. В Албазинском остроге появляются новые духовные лица. Это два близких ученика иеромонаха Гермогена - священник Максим Леонтьев и Дмитрий Несторов, а также старец Соловецкого монастыря монах Тихон.
По всей видимости, их появление связано с организацией Даурской Духовной миссией в Забайкалье. Далее приведу сведения из Православной Энциклопедии в сокращении:
«22 февраля 1680 г. царь Феодор Алексеевич и патриарх Иоаким (Савёлов) подписали указ о посылке за озеро Байкал на р. Селенгу Даурской духовной миссии, задачей которой должно было стать «призывание иноверных в лоно православной веры, такожде для исправления заблудших во грехе душ россиян да искоренения развратников святой веры Христовой».
В указе содержалось поручение построить на р. Селенге в качестве миссионерского центра монастырь. В ноябре 1681 г. на предсоборных совещаниях царя и патриарха рассматривалась даже возможность учреждения кафедры «в Даурах». Собор также решил «в дальние грады, на Лену, в Дауры из (прим.: Тобольской) епархии посылать от духовнаго чину архимандритов и игуменов или священников, добрых и учительных, для учения христианскаго закона и просвещения неверных...».
Даурская духовная миссия в составе 12 человек под начальством игумена Санаксарского Темниковского мужского монастыряря в честь Сретения Владимирской иконы Богородицы Феодосия отправилась из Москвы в начале весны 1680 г. и в мае прибыла в Тобольск. Кроме игумена Феодосия ими были: насельник Санаксарского монастыря иеромонах Макарий, иеродиакон Мисаил, иеромонах Серафим, схимонахи Зосима, Иона, Тихон, монах Иоасаф, 2 иеромонаха по имени Иосиф, имена 2 др. членов миссии неизвестны.
Отправляя Даурскую духовную миссию из Тобольска в Забайкалье, Сибирский и Тобольский митрополит Павел 15 мая 1680 г. дал ей наказ: «Приехав в Дауры, в Селенгинском и в иных даурских городех и острожках иноверцов всяких вер к истинней православной христианстей вере призывати...». В наказе митрополита Павла также содержалось благословение основать на реке Селенге или в каком-либо другом удобном месте монастырь во имя Св. Троицы.
В Забайкалье члены Даурской духовной миссии прибыли, по-видимому, весной 1681 г. и сразу приступили к устройству Селенгинского во имя Св. Троицы монастыря при построенной в 1675 г. отставными нерчинскими служилыми людьми Никольской церкви в с. Ср. Заимка.
Живя в Селенгинском монастыре, игумен Феодосий начал устройство еще одной мужской обители - на Посольском мысу на озере Байкал, где вблизи бывшего острога Усть-Прорва находились могилы русского посла Е. Заболоцкого и членов его посольства, убитых 7 октября 1650 г.
Игумен Феодосий прислал сюда из Селенгинского монастыря иеромонаха Макария, старца Филарета и иеромонаха Трифиллия. По некоторым данным, свою деятельность на Посольском мысу иноки начали с сооружения или возобновления часовни над могилами членов посольства».
Ранее я выдвигал версию о том, что иеромонах Гермоген, находившийся в 1675 году в Нерчинском остроге, дошел с нерчинскими казаками до Селенги и Байкала. Его, как устроителя Селенгинского Свято-Троицкого и Посольского Спасо-Преображенского монастыря упоминают в своих работах кандидаты исторических наук О.П.Федирко и Н.И.Рубан.
Монахи Даурской духовной миссии проводили активную миссионерскую деятельность, доходили, видимо, и до «дальних градов, на Лене, в Даурах», тем боле - до центра соседнего Албазинского воеводства. Упоминаемый в списке членов Даурской миссии схимонах Тихон и мог быть тем старцем Тихоном, который вместе с албазинцами пережил осаду острога в 1685 году. Тем более, что старцами принято было называть схимников.
Не исключено, что он мог быть сосланным монахом из братии восставшего Соловецкого монастыря. Осада монастыря закончилась его взятием в 1676 году. Будучи сосланным, старец Тихон мог тихо-мирно жить и молиться в Спасовом Албазинском монастыре.
Косвенным доказательством того, что он все же был членом Даурской духовной миссии, может послужить его уход в 1685 году после сдачи Албазинского острога с его защитниками в сторону Нерчинска. В то время, как иеромонах Гермоген и священник Феодор ушли с отделившимся отрядом казаков на Илимск. По всей видимости, они, как и старец Тихон ушли туда, откуда и пришли в Албазинский острог.
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Среда, 02.11.2016, 12:14 | Сообщение # 95 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| В «Житии преподобного Гермогена Киренского» говорится о двух его учениках священнике Максиме Леонтьеве и Дмитрие Несторове. Как уже сообщалось ранее, организовывая работу Даурской духовной миссии Московский Собор 1682 года решил «в дальние грады, на Лену, в Дауры из (прим.: Тобольской) епархии посылать от духовнаго чину архимандритов и игуменов или священников, добрых и учительных, для учения христианскаго закона и просвещения неверных...».
Далее цитирую из ресурса «Первопроходцы»:
«Максим Леонтьевич Толстоухов предположительно был родным братом священника илимской Спасской церкви Амвросия Леонтьева Толстоухова. В 1683 году Максим Леонтьев сын Толстоухов — священник в Албазинском остроге.
17 июля 1683 году приказчик Албазинского осторога И. Семенов отправил на реку Амгунь в Дукинское зимовье десятника Гришку Самойлова во главе отряда из 20 казаков, к которым присоединились 46 промышленных людей и священник Максим Леонтьев сын Толстоухов, то есть всего 67 человек (по другим данным их было - 73). 27 июля в полутора днях пути ниже устья р. Зея отряд встретил большое маньчжурское войско».
Священник Максим был пленен вместе с частью казаков и таким образом оказался в русской колонии в Пекине, где до своей смерти, наступившей в 1712 году духовно окормлял поселенцев.
Дмитрий Несторов по всей видимости был монахом, согласно «Житию», он подвизался с братией в Кумарском Свято-Никольском монастыре, образованном иеромонахом Гермогеном в пределах бывшего Кумарского острога при впадении реки Кумары (Хумаэрхэ) в Амур.
Он так же был пленен и оказался в Пекине примерно в одно время с священником Максимом. В 1683 году, готовясь к походу на Албазин, по прказу Императора Сюань Е, маньчжуры основали на Амуре три крепости: против устья Зеи – крепость Айгунь, при устье реки Хумаэрхэ, где распологался монастырь – крепость Хумара, а между ними – крепость Эсули. Видимо, тогда Дмитрий Несторов и попал в плен. В русской православной общине в Пекине он исполнял обязанности церковного старосты.
Побывавший с посольством в Китае в 1690-м году нерчинский сын боярский Григорий Лоншаков сообщал, что «и те же русские люди, поп и служилые люди, ходят и платье носят по-китайски. Только староста да пономарь ходят и платье носят по-русски. А веры де христианские у них не отнимают». По-видимому, Дмитрий Нестеров и пономарь носили «русские» монашеские одежды.
Так или иначе, но появление Даурской Духовной мисси в Забайкалье повлияло на персеселение в Албазин любимых учеников старца Гермогена. По возрасту он им «в отцы годился», священник Максим пережил его более чем на 20 лет. Учениками они, видимо, стали еще в Илимске в юном возрасте на рубеже 50-х и 60-х годов, во время пребывания там иеромонаха Гермогена. Уйти с ним на Амур в 1665 году они не могли по молодости лет, да и принять священнический сан Максим Леонтьев мог только в Тобольске от Правящего архиерея. При прибытии в начале 80-х годов в Албазинский острог, они, вероятнее всего, уже перешагнули сороколетний рубеж.
Иеромонах Гермоген проявлял заботу о своих учениках до конца жизни, сопереживая их участи. Без сомнения, кроме албазинцев у отца Максима были пасомые и из китайцев и маньчжуров, жителей Пекина. Такими новообращенными были жены и родственники албазинцев и не только они. По позднейшему преданию, отец Максим, «ведя себя кротко и благочестиво и обладая христианскими правилами, многих привлек к себе китайцев, которые охотно принимали от него христианскую веру».
Поучая албазинцев истинам святого Евангелия, отец Максим нес с ними и труды жизни. Так, во время одной войны китайцев с калмыками, он ходил с албазинцами в поход, остригши голову как и все русские по-маньчжурски.
По законам Китая, первое место в ряду сословий государства было предоставлено гражданским чиновникам, второе – военным, третье – земледельцам, четвертое – ремесленникам, пятое – купцам, и последнее, шестое – рабам и другим людям низшего разбора ( актерам, пролетариям и т.п. ). Албазинцы были причислены к желтому с каймой маньчжурскому знамени, одному из отличительных знамен маньчжурской гвардии, и были записаны в роту Гудэи, набранную из потомков русских солдат и уже в то время называемую русской.
В «Житии преподобного Гермогена Киренского» сообщается о том, что икона Спаса, которую старец унес с собой в Свято-Троицкий Киренский монастырь из Албазина в 1685 году, «была отослана ученику его Дмитрию Нестерову в Пекин по смерти преподобного Гермогена».
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Воскресенье, 04.12.2016, 11:39 | Сообщение # 96 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Прежде чем перейти к 80-м годам 17 века, к последнему десятилетию жизни казачьей республики на Амуре, в повествовании о старце Гермогене вернемся опять к истокам – к первой половине столетия. Есть нечто сокровенное, что вновь привлекает внимание к двум великим Патриархам того века – Патриарху Гермогену, и Патриарху Никону. Ранее мною утверждалось уже, что обстоятельства жизни иеромонаха Гермогена во многом связаны с судьбой этих двух подвижников духа, архипастырей. Сам Никон можно сказать был ровесником и свидетелем Смутного времени, хоть и в детском возрасте, но застал моменты подвига Патриарха Гермогена. Многие обстоятельства, которые ускальзывают от внимания современного исследователя истории Патриарху Никону были известны и близки. Возможно, - эта историческая связь во многом отразилась на судьбе подвижника восточных окраин Руси старце Гермогене.
Для начала предлагаю заинтересованному читателю отрывок из книги Высокопреосвященнейшего Макария, митрополита Московского «Патриах Никон в деле исправления церковных книг и обрядов».
Сразу оговорюсь, что меня к данной книге привел интерес к ближайшему окружению Патриарха Никона на начальном этапе его святительского служения, ревностных и преданных его помощников. Именно из этого окружения мог выйти будущий духовный пастырь Приамурья. Заинтересовало меня имя Патриаршего протодиакона Григория, имя которого встречается в предлагаемом отрывке. Интересны будут, надеюсь, читателю и некоторые подробности духовной жизни Руси середины 17 века, отраженные там, в частности, касающиеся «старообрядчества».
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Воскресенье, 04.12.2016, 11:40 | Сообщение # 97 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| «Еще в то время, когда Патриарх Афанасий находился в Москве, произошло первое открытое столкновение у Никона с его противниками, и прежде всего с протопопом Нероновым. Столкновение это описал сам Неронов довольно подробно в своей росписи, которую и послал Царю Алексию Михайловичу, и несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии Патриархам. В июле 1653 года Никон созвал в своей Крестовой палате Собор, на который приглашен был и протопоп Неронов, и слушал на Соборе отписку Муромского воеводы на протопопа Муромского Логгина, будто он похулил образ Спасителя и образа Пресвятой Богородицы и всех святых.
Логгин, находившийся тут же, против отписки дал объяснение: «Я не только словом, но и мыслию не хулил святых образов, которым поклоняюсь со страхом, а сказал только жене воеводы Муромского, у него в дому, когда она подошла ко мне на благословение: не белена ли ты? Слово мое подхватили гости и сам воевода, и заговорили: ты, протопоп, хулишь белила, а без белил не пишутся и образа. Я отвечал: какими составами пишутся образа, такие и составляют писцы; а если на ваши рожи такие составы положить, то вы не захотите. Сам Спас и Пресвятая Богородица и все святые честнее своих образов».
Никон, выслушав Логгина и, не испытав истины, по отписке того воеводы осудил Логгина в мучение злому приставу, мстя себе прежде бывшее обличение от того Логгина протопопа в его, Никонове, небрежном и высокоумном и гордом житии (значит, не Никон первый начал вражду, а его первого оскорбил Муромский протопоп, позволивший себе резко укорять своего Патриарха в небрежности и гордости).
Неронов не вытерпел и сказал Никону: «За что отдавать Логгина жестокому приставу? Нужно прежде произвести розыск... Тут дело великое, Божие и царево, и самому Царю, по истине, следует быть на сем Соборе».
На это Никон будто бы отвечал: «Мне-де и царская помощь не годна и не надобна, да таки-де на нее и плюю и сморкаю».
А Неронов завопил: «Патриарх Никон! взбесился ты, что такие хульные слова говоришь на Государское Величество...; все святые Соборы и благочестивые власти требовали благочестивых Царей и князей в помощь себе и православной вере».
И в тот же день Неронов с Ярославским протопопом Ермилом, ссылаясь и на Ростовского митрополита Иону, будто бы слышавшего те недостойные слова Никона о Царе, донесли о них государеву духовнику Стефану и самому Государю. Никон чрез несколько дней вновь созвал духовные власти на Собор и жаловался им на Неронова как на своего клеветника пред Государем и утверждал, что таких слов про Государя не говорил.
Ростовский митрополит Иона сперва молвил: «Было-де так, как Иоанн протопоп говорит, да тотчас же заперся и произнес: `Патриарх Никон таких слов не говаривал».
Тогда рассерженный Неронов начал изрыгать на Никона в присутствии всего Собора целый поток укоризн, едва давая Никону сказать несколько слов.
Никон: «Я сужу только по Евангелию».
Неронов: «В Евангелии сказано: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас; а ты и тех, кто добра тебе хочет, ненавидишь, а которые клеветники и шепотники, тех ты любишь, и жалуешь, и слушаешь. Кто тебе огласит кого, хоть за пятьсот или за тысячу верст, ты веришь; а про богомольцев говоришь, послушав клеветы: вот что они делают, нечестивцы, а протопопы Стефан (Вонифатьев) и Иоанн (Неронов) им, ворам, потакают...».
Никон: «Я сужу по правилам св. апостолов и св. отец».
Неронов: «В правилах написано не верить клеветникам, проверять их истинными свидетелями, уличенных же клеветников наказывать без пощады; а тебе клеветники явно клевещут на добрых людей, и ты им веришь».
Тут прервал было Неронова протодиакон Патриарха Григорий своими укоризнами против жены его и сына; но Неронов с новою дерзостию продолжал к Никону:
«Доселе ты называл протодиакона Григория и прочих, которые ныне у тебя в Крестовой советниками его, врагами Божиими и разорителями закона Господня; а ныне у тебя на Соборе то и добрые люди. Прежде ты имел совет с протопопом Стефаном и его любимыми советниками, и на дом ты к протопопу Стефану часто приезжал и любезно о всяком добром деле беседовал, когда был игуменом, архимандритом и митрополитом. Которые боголюбцы присылаемы были Государем к Патриарху Иосифу, чтобы он, по его государеву совету, поставил одних в митрополиты, архиепископы и епископы, других в архимандриты, игумены и протопопы, — и ты с государевым духовником Стефаном бывал тогда в совете и никогда не прекословил и при поставлении их не говорил: недостоин. Тогда все у тебя были непорочны, а ныне у тебя те же люди стали недостойны. И протопоп Стефан за что тебе враг стал? Везде ты его поносишь и укоряешь, а друзей его разоряешь, протопопов и попов с женами и детьми разлучаешь. Доселе ты друг наш был — на нас восстал. Некоторых ты разорил и на их места поставил иных, и от них ничего доброго не слыхать. Других ты обвинил за то, что они людей мучат, а сам беспрестанно мучишь: старца соловецкого и в воскресный день велел бить немилостиво. Властям зазираешь, а сам беспрестанно мучишь. Вот ты укоряешь новоуложенную Книгу (т.е. Уложение), посохом ее попираешь и называешь не доброю; а ты и руку к ней приложил, когда ее составляли: в те поры называл ее доброю. Приложил руку из земного страха, ныне же на Соборе дерзаешь против той книги, потому что Государь дал тебе волю. А любящие Бога не боялись нищеты, скорби и смерти, за истину страдали и стояли крепко, как ныне от тебя боголюбцы терпят скорби, и беды, и разорения».
Никон: «На тебя мне подали челобитную за руками священники и диаконы и все причетники твоего собора».
Неронов: «Вели прочитать на Соборе, в чем меня обвиняют. Воистину, Патриарх, лжешь; разве тебе извещал на меня вдовый поп Лаврентий, которого прежде ты послал под начало в Иосифов монастырь, а ныне освободил, чтоб на меня ложь составил?».
Тут опять не выдержал протодиакон и начал кричать в Крестовой со своими советниками: «Ты-де Великого Святителя кощунником, и празднословцем, и мучителем, и лжесоставником называешь».
Неронов: «Попустил сам Патриарх всякие нелепые слова говорить пред собою на истинных рабов Божьих, и я не знаю, чем назвать сей Собор ваш... Что вы, Григорий, кричите и вопите? Я не во Святую Троицу погрешил, и не похулял Отца и Сына и Святого Духа, но похуляю ваш собор...».
Что же показывает это первое публичное столкновение протопопа Неронова с Патриархом Никоном, которое мы изложили со слов самого же Неронова? Неронов сначала заступился за одного из своих сторонников, Муромского протопопа Логгина, еще прежде дерзко укорявшего Никона в гордости, и упрекнул Никона в жестокости. Потом донес Царю на Никона, будто бы сказавшего о Царе неприличные слова. А потом резко укорял Никона, что он верит одним только клеветникам без всякого расследования; что прежде был он другом Вонифатьева и его друзей, советовался с ними о всем, а теперь сделался врагом Вонифатьева, везде поносит его, а друзей его, протопопов и попов, разоряет, мучит, на их места ставит других, избрал себе новых советников, которых прежде называл врагами Божиими; что прежде из страха подписал Уложение, а теперь порицает его; что, наконец, лжет на него, Неронова, и сам настроил на него клеветника. И среди всех этих укоризн Никону нет ни слова против исправления им церковных обрядов, которое уже начиналось тогда; не видно и тени какой-либо привязанности к старым обрядам, на которые будто бы посягнул Никон. Во всем видна одна лишь личная вражда, ненависть, озлобление Неронова и его друзей против Никона за то, что он изменил им, лишил их прежней власти, стал их врагом, преследует их. Этою-то ненавистию более всего руководились они и впоследствии, когда начали ратовать будто бы за старые обряды».
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Понедельник, 05.12.2016, 11:48 | Сообщение # 98 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| В чем причина двойственности в произношении имени как Патриарха Гермогена (Ермогена), так и преподобного Гермогена (Ермогена) Киренского и Албазинского? Само это обстоятельство уже как-то связывает жизненные пути двух великих подвижников, косвенным образом свидетельствует, что эта историческая связь есть.
Дмитрий Володухин в книге из серии ЖЗЛ «Патриарх Гермоген» пишет: «Неизвестно, как окрестили мальчика его родители. Но тут разногласий между историками гораздо меньше. Обыкновенно называют два имени: Ермолай и Григорий, причем абсолютное большинство биографов святителя отдают предпочтение первому варианту.
Основания к подобному выводу таковы: в старину на Руси, принимая иноческий постриг, меняли имя, сохраняя лишь первую букву. Исчезал Федор, появлялся Филипп. Исчезал Дмитрий, появлялся Даниил. Исчезал Василий, появлялся Варлаам. Порой это правило нарушалось, но чаще его все-таки соблюдали. Когда будущий Патриарх решит постричься в монахи, он получит имя, известное ныне в двух версиях: Гермоген и Ермоген…
В церковной традиции утвердилось наименование «Гермоген», и каков бы ни был древний бытовой обычай, а правильнее говорить именно так, и во время пострига именно так произнесли это имя. Следовательно, и прежнее имя святителя могло начинаться с буквы «Г».
Но это, допустим, весьма шаткое и недоказуемое построение. Протоиерей Николай Агафонов объяснил, какова цена этой «правильности»: «Имя «Ермоген» греческого происхождения… у греков оно пишется со знаком предыхания перед… «Е». В греческом языке это предыхание перед «Е» означает произношение звука, среднего между «Г» и «Х», но в славянской грамматике предыхание не читается и не произносится».
Протоиерей Николай Агафонов в книге «Адамант земли русской» пишет: «Ермолай или Григорий? В пользу имени Ермолай говорит то, что в 1610 году патриархом Ермогеном в Москве на патриарших землях была воздвигнута церковь во имя св. Ермолая. Такое особое внимание к почитанию священномученика Ермолая можно объяснить разве тем, что он является небесным покровителем патриарха до его монашества. К тому же в те времена был обычай в постриге давать имя, начальная буква которого соответствовала начальной букве мирского имени. Так, например, святой Гурий Казанский в миру носил имя Григория. Его духовный сподвижник святой Варсонофий в миру был Василием.
Есть и другое мнение на этот счет. Так, современный историк и писатель Александр Юрьевич Карпов считает, что патриарха звали не «Ермогеном», а «Гермогеном». Свое мнение он основывает на утверждении, что сам святитель именует себя чаще «Гермогеном», например, в грамоте 1592 года патриарху Иову и патриарх Иов в своем ответе. На это утверждение можно возразить, что, например, «Повесть о явлении Казанской иконы Божией Матери» подписана «Ермоген». Да и другой наш современник, доктор истории А.П.Богданов, придерживается точки зрения противоположной выводу Карпова. Он пишет: «…о жизни одного из виднейших деятелей русской истории примерно до 50-летнего его возраста мы не знаем ничего, кроме того, что в миру его звали Ермолаем»…
Однако в пользу своего мнения о светском имени патриарха Карпов приводит и более весомые доводы. Он пишет: «На более достоверную версию происхождения сщмч. Гермогена еще в 1895 году указал автор книги о Спасо-Преображенском монастыре Лебедев, но она осталась почти незамеченной. В июля 1579 года сщмч Гермоген был «попом» в церкви Николы, «Зовомой Гостин». В писцовой книге города Казани 1566 года об этой церкви сказано следующее: «Церковь Никола Гостин ружная, позади рыбного ряду, поставление и все церковное строение попа Григория да мирское. У церкви во дворех поп, дьякон, в кельях пономарь, проскурница, а в двух кельях живут старцы, питаясь от церкви». В опубликованной Писцовой книге Казани 1566 года Лебедев не заметил еще одного упоминания о Гостинодворском попе Григории, который был владельцем двора, находящегося в Кремле… Между тем это достаточно важное обстоятельство, - продолжает Карпов, - Дворы в Кремле имели чаще всего старожилы Казани, поселившиеся здесь в первые пять лет после 1552 года, когда в крае продолжалась война. Опубликованные С.М.Каштановым документы Казанского Троицкого монастыря рисуют такую картину: дворяне, приезжавшие в Казань на годовую службу, строили дворы в Кремле, а после окончания срока пребывания в Казани продавали их сменщикам… Ко времени составления Писцовой книги 1566 года Кремль перестал быть популярным местом для проживания, писцы отметили множество пустых дворов и дворовых мест, где строения уже были разобраны. Но двор попа Григория был жилым…».
Что и говорить, опровергнуть такой довод весьма трудно. Доказательств тому, что в 1579 году в церкви Николы Гостиного служил тот же священник Григорий, что и значится в Писцовых книгах за 1566 год, нет. Но нет тому и опровержений. Значит, оба мнения заслуживают уважения и признания».
В своих изысканиях биографы Патриарха Гермогена вынуждены делать предположения об этапах его жизни почти ни на чем не основываясь, или строить их на сомнительных источниках. Отправная точка во времени: до и после – это 1579 год, год обретения великой святыни Казанской иконы Божией Матери, в деле которого будущий патриарх принял самое активное участие. До этого года: «Все эти хитроумные гипотезы прикрывают тот факт, что о жизни одного из виднейших деятелей русской истории примерно до 50-летнего возраста мы не знаем ничего» (А.П.Богданов «Русские Патриархи»).
Не то же ли самое можно сказать и о старце Гермагене? Но один значимый вывод все же можно сделать исходя из этой исторической неопределенности. Что будущий Патриарх Гермоген, что будущий подвижник Албазинский в пору своей молодости и до начала своего служения, уготованного им Промыслом Божиим, ничем особо не отличались от множества таких же, как они русских людей, делающих свое обычное жизненное дело во благо Руси Святой.
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Понедельник, 05.12.2016, 14:51 | Сообщение # 99 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Продолжим о Патриархе Гермогене. Дмитрий Володихин («Патриарх Гермоген»: «…больше нет никакого смысла объявлять 1530-й годом рождения Гермогена. Пора его вычеркивать изо всех справочных статей о святителе». Совершенно согласен с этим выводом.
Подвиг во имя Святой Руси Святейшим Патриархом совершался крепким духом и крепким еще телом, не отягощенным глубокой старостью. Это хорошо прослеживается хронологически до мученической кончины его. Находясь в заточении с мая 1611 года, он мужественно боролся и со смертью физической. Как пишет протоиерей Николай Агафонов: «Ему словно в насмешку, вместо пищи кидали по одному снопу овса раз в неделю и давали небольшой кувшин воды». В таких жестоких условиях он находился с декабря до конца февраля 1612 года, до времени изгнания поляков из Москвы. Когда открыли темницу во время его кончины, «честные мощи священномученика покоились на зеленом ковре из нежных всходов овса, проросших на темничном полу».
Вопрос остается открытым: когда же все-таки родился Патриарх Гермоген? «Святитель родился не позднее 1549 года. Ничего более определенного сказать нельзя», утверждает Дмитрий Володихин.
По всей видимости год его рождения приходится на 30-е годы, но ближе к 1640-му году. Непосредственно участвовать в боевых действиях по взятию Казани в 1552 году, видимо, он не мог по обстоятельствам своего юного возраста.
По утверждениям вышеуказанных авторов, основывающих свое мнение и на письменах самого Патриарха Гермогена, он не был близким свидетелем жизни первых святителей Казанских: Гурия (умер в 1562 году) и Германа (умер в 1568 году). «Ему вряд ли можно приписать знакомство и со святым Варсонофием. Скончался Варсонофий 11 апреля 1576 года» (Дмитрий Володихин).
Протоиерей Николай Агафонов пишет так: «…в период с 1571 по 1575 год Ермоген, будучи священником Никольского храма Гостиного двора, находился в тесном общении со святителем Варсонофием». В таком своем мнении протоиерей Николай опирается на известие из «Жития святых Гурия и Варсонофия», написанным самим Патриархом Гермогеном, где он, в частности, сообщает: «Нужно вспомнить и такое событие, еще при жизни святой Варсонофий передал через своего духовника предсказание одному клирику-мирянину. Которое впоследствии сбылось по пророчеству святого. В то время святой Варсонофий жил в городе Казани в созданной им обители святого Боголепного Спасова Преображения, оставив паству Тверского престола».
В начале 20-го века профессор Д.М. Глаголев высказал предположение: «Очень вероятно, что сам Ермоген был тем «клириком, в миру живущим». Видимо, близким учеником святителя Варсонофия будущий Патриарх все же не был. «Жизнь в миру» еще не влекла его к такому общению.
Если учесть следующее обстоятельство: «Канонический возраст рукоположения во священнический сан – не ранее тридцати лет. В критических условиях, когда кандидатов на иерейское служение по каким-либо причинам не хватало, рукополагают и более молодых мужчин, но – в виде исключения» (Дмитрий Володихин), то будущий Патриарх к 1566 году был уже созревших для духовной деятельности и, видимо, около этого года и попал в Казань.
Как мог оказаться будущий патриарх в Казани? Можно предположить такие варианты. Ранее отмечалось, что «дворяне, приезжавшие в Казань на годовую службу, строили дворы в Кремле, а после окончания срока пребывания в Казани продавали их сменщикам… Ко времени составления Писцовой книги 1566 года Кремль перестал быть популярным местом для проживания, писцы отметили множество пустых дворов и дворовых мест, где строения уже были разобраны. Но двор попа Григория был жилым…».
Если дворяне приезжали и уезжали, передавая своим сменщикам дворы в Кремле, то можно предположить, что и Гостинодворский священник мог передать свой двор, приехавшему на смену ему попу Григорию. А сменщик ему был весьма достойным человеком, образованным и деятельным, возможно, и не совсем по своей воле приехавшим.
Как пишет протоиерей Николай Агафонов: «В пору служения Ермогена священником, Казань уже являлась крупным культурно-промышленным центром Поволжья. Выгодное положение города при слиянии рек Камы и Волги делали его складочным местом товаров, как восточных, идущих по Каме, и, конечно, товарлв, идущих с западных стран европы через россию. Все эти товары сосредотачивались на судоходных пристанях и на Гостином дворе.
Именно здесь, на Гостином дворе, и стоял храм, в котором служил Ермоген. На прасаде располагалось шестьсот дворов, а на торгу было триста шестьдесят лавок и еще двести пятьдесят мелких торговых мест. В самом городе было несколько монастырей и десятки приходских храмов, но церковь св. николая на гостином дворе выделялась среди других храмов Казани тем, что находилась в торговом центре города. А, как известно, такие центры всегда были истинным сосредоточением всей городской жизни».
Это обстоятельство напоминает обстоятельства жизни, приведшие к Патриаршеству другого святителя – Никона. Именно купеческое сословие принудили молодого священника Никиту уехать из своего села Лысково и устроится «священником одной из московских церквей, по просьбе московских купцов, узнавших о его начитанности» (Википедия). Подобное могло сопутствовать переселению в Казань и будущему Патриарху Гермогену. Приехал он туда, как свой человек, свой священник казанским купцам.
Кстати, интересна игра слов: «казанский священник», «казацкий священник». Польские источники того времени (уточним, сомнительные) приписывают Патриарху Гермогену корни из донского казачества. Хотя, для поляков Казанская митрополия – восточный форпост Руси на пути за Урал, вполне могла представляться тогда некоторой малоизвестной Тмутараканью, изведанной только казаками.
13 лет, до 1579 года, спокойно духовно окормлял свою гостинодворскую паству будущий святитель, а тогда семейный поп Григорий, не о чем особенном не помышляя, неся свой священнический крест, как многие и многие священники того времени. Но что-то произошло такое, что смогло перевернуть всю его последующую жизнь, выделить его, как будущего святителя. Проявилось избранничество Божие…
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Понедельник, 05.12.2016, 18:01 | Сообщение # 100 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| После чуда явления Казанской иконы Божией Матери, наступил особый, можно сказать, переходный период жизни Патриарха Гермогена, назовем этот период – переходом его на святительский путь. Длился он сравнительно недолго, восемь лет, а потом быстрый взлет.
Надо было решить семейный вопрос. Как он решился, не ведомо, но решился. «Где-то между 1584-1585 годами, когда Ермоген был еще простым священником, святой Трифон Вятский на возвратном пути из Москвы остановился в Казани и предсказал Ермогену, «что он будет патриархом в Москве и мученически там скончается» (Протоиерей Николай Агафонов). В 1587 году посадский поп Григорий, предположим, что именно он и был будущим Патриархом Гермогеном, принял иноческий постриг. Он стал монахом Казанского Спасо-Преображенского монастыря. Уже в 1588 году Гермоген становится архимандритом этой обители, а в 1589–м году митрополитом Казанским.
В подтверждении версии, что имя Гостинодворского священника, будущего патриарха было Ермолай, а не Григорий, его биографы указывают на то, что в 1610 году патриархом Ермогеном в Москве на патриарших землях была воздвигнута церковь во имя святого Ермолая. Но о попе Григории история сохранила память, а об Ермолае сведений нет, только предположения, связанные с монашеским именем Патриарха и традициями пострига.
Может быть, к концу жизненного пути, в тяжелейший период для Руси у Святителя были какие-то другие мотивы увековечить имя святого Ермолая воздвижением ему храма? И почему это событие произошло по прошествии многих лет после поставлении его в митрополиты, более двух десятилетий? Нельзя исключить, к примеру, и такой вариант: Ермолай было имя отца Патриарха Гермогена. Именно о его душе позаботился в предчувствии грядущей, возможно, мученической своей кончины великий подвижник духа.
Если это так, то становится понятна такая вариативность его имени: Гермоген-Ермоген (Григорий Ермолаевич).
Можно утверждать, что митрополит Казанский Гермоген стал первым святителем-миссионером на пути из европейской части в Руси в новоткрываемую азиатскую.
«Митрополиту Ермогену достался в церковное управление самый обширный край в России. Вся Волга до Астрахани, а на восток до Урала и за ним весь необъятный край, куда только не устремлялись русские переселенцы. Везде, где обустраивался русский человек. Он в первую очередь возводил храм. Обустраивать церковную жизнь на этих новых землях было непрестанной заботой архиерея Казанского» (протоиерей Николай Агафонов).
«Приняв бремя митрополичьего служения, Гермоген проявил невиданное доселе усердие, вполне отвечавшее сложности положения христианства на рубеже Европы и Азии… Со взятием в середине 16 века Казанского и Астраханского царств за колоссальной по протяженности зыбкой пограничной чертой открылось взорам россиян целое море разноверных племен крупнейшего континента Земли…
Национальный характер позволял им селиться среди иноверных инородцев и, заботясь лишь о мире, ожидать, когда культурные различия сами собой сотрутся… До Гермогена этот процесс шел неспешно столетиями. В его время Россия вступила в эпоху Великих географических открытий и процесс расселения русских ускорился лавинообразно. За выходом на азиатские рубежи последовало славное взятие Сибири, перед устремившимися на восход солнца первопроходцами лежали Дальний Восток и Америка…
Взятие Казанского царства стало для мыслящей части духовенства сигналом, что Церковь должна предпринять особые усилия, чтобы стать поддержкой уже не медленному продвижению, а свойственному Новому времени взрывному броску русской колонизации.
Похоже, что Гермогена специально готовили к его роли. Его образование была значительно выше среднего для монахов и архиереев 16 века…
Православие могло сыграть тем большую роль в успехе русской колонизации, чем больше его можно было унести в душе, не отягощая натруженную спину первопроходца. А когда Бог был высоко, а царь далеко, кто мог поддержать россиянина среди «тьмы идолопоклонников»? Конечно, святые, в Русской земле просиявшие, свои. Понятные заступники, незримо отправлявшиеся с дружинами за тридевять земель.
Освоение земли не представлялось полным и реальным без ее освящения подвигом новых чудотворцев, святых, у которых православные поселенцы могли бы искать душевной поддержки, на которых бы возлагали свои надежды; без них самая «подрайская землица»... даже завоеванная и освоенная, не была «Святорусской». Гермоген потрудился над освящением вверенной ему епархии больше, чем весь московский освященный собор» (А.П. Богданов «Русские Патриархи»).
Не эти ли задачи также стояли несколькими десятилетиями позже перед Патриархом Никоном? Такие же, только еще более глубокие, находящиеся в процессе своей реализации. Оценив талант и достоинства «нового святого исповедника», «святого, многострадального мученика» (по сказаниям 17-го века), великое наследие, оставленное им, святейший Никон нуждался в новом «Гермоген-Ермогене», искал его для великих свершений на восточных окраинах Руси.
И такового ему Бог дал в лице иеромонаха Гермогена Албазинского. А им мог оказаться и Патриарший протодиакон Григорий, дерзнувший защищать своего Патриарха среди сонма молчавших архиереев на соборе, о котором было рассказано Митрополитом Макарием, ранее упомянутом. Судьба приамурского подвижника, во многом, видимо повторяла обстоятельства жизни Патриарха Гермогена.
Будучи семейным, протодиакон Григорий Божиим Промыслом также мог встать на путь монашеского, святительского служения. Мор 1654 года, почти оставивший Москву без жителей, мог унести жизни и его домочадцев.
И еще одно обстоятельство объединяет судьбы двух великих праведников: Покров Божией Матери, в явлении и прославлении через них Ее чудотворных икон – Казанской и Албазинской…
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Четверг, 08.12.2016, 15:05 | Сообщение # 101 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| 80-е годы в жизни старца Гермогена можно разложить на отдельные этапы , связанные, как с особенностями его просветительской деятельности, так и по месту его пребывания.
То, что его двадцатилетний албазинский период закончился летом 1685 года, известно из документальных источников. После первой осады Албазинского острога и его сдачи, по дороге на Нерчинск часть защитников крепости вместе с иеромонахом Гермогеном и священником Феодором повернули на север и ушли на реку Лену. Достигнув Лены, они поплыли на запад. Таким образом, старец с 1685 года опять оказался в основанном им Свято-Троицком Киренском монастыре.
Скорее всего, до 1688 года он находился там. В июле этого года Илимский воевода Ф.М. Павлов по запросу Сибирского приказа описал состояние Киренского монастыря. Там сказано и о амурском подвижнике: «Братии в той пустыне ныне: игумен Иосиф, строитель старец Иосиф же, да прежний строитель черный поп Ермоген, да рядовые братии и з больными сорок пять человек».
Следующий этап, закончившийся в декабре 1690-года его смертью и погребением в Алексеевском пределе Свято-Троицкой церкви, необходимо выделить особо. Как загадочны, неизвестны подробности его жизни до появления на Лене во второй половине 50-х годов, такой же загадкой остаются и последние годы его жизни.
Проще всего было бы предположить, что он спокойно прожил остатки своих дней в обители. Но известные нам героические страницы жизни старца, его духовное горение и жертвенное служение на протяжении многих десятилетий просто не позволяют нам делать такие заключения.
Нам неизвестно с чем был связан запрос из Сибирского приказа о состоянии Свято-Троицкой Киренской обители, но хорошо известно, что в эти годы, с 1687-го по 1689-й, велись сложнейшие дипломатические сношения с Империей Цин по мирному урегулированию в Приамурье.
Уходя на Лену, старец, возможно, уже смирился с тем, что на данном этапе времени русские потерпели поражение на амурских рубежах и надо было собраться с новыми силами. Пример подобный был рядом: 50-е годы этого же столетия, когда русские ушли с Амура после поражения казачьего отряда Онуфрия Степанова-Кузнеца.
Чувствуя приближение старости, иеромонах Гермоген уже не надеялся вернуться на Амур на следующем этапе его освоения, сколько лет этого надо было ждать – было неизвестно, возможно и довольно длительный период, несоизмеримый с его оставшимися годами жизни. Когда он узнал, что казаки вернулись в Албазин в этом же 1685-м году и укрепились в нем, возможно, он пожалел, что так быстро покинул Приамурье.
Желал ли он вернуться в свой возрожденный Спасов монастырь на Брусяном камне? Несомненно. Может быть и вернулся бы особо не медля, но новая, длительная осада Албазинского острога летом 1686 года помешала ему сделать это.
Но мог ли он остаться в стороне в такой тяжелый момент, когда казачий форпост на Амуре - Албазинская крепость, опять стал символом противостояния, но уже в дипломатической брани двух великих Империй. Необходимо было максимальное приложение и духовных усилий, чтобы отстоять рубежи Российские в переговорах по территориальному разграничению. По воле Московского правительства местом встречи переговорных миссий должен был стать непобедимый Албазинский острог.
Старец Гермоген еще чувствовал в себе силы и желание послужить Отечеству, вспоминая свой последний, в экстремальных условиях случившийся переход трехлетней давности с Амура на Лену. Да, он мог вернуться в Албазин, и условия для этого были, и должное содействие заинтересованных духовных и светских властей явно могло быть. Вероятно, так оно и случилось – это был последний подвиг духоносного старца, всецело преданного далекому Приамурскому краю.
Подобного рода размышления имеют под собой глубокие основания. Величайший масштаб духа и многолетний подвига иеромонаха Гермогена наводят на мысль, что ему не было ничего невозможного под Покровом Божией Матери, Которой он беззаветно служил всю свою жизнь. Он чувствовал Ее Покров так, как чувствуем его мы сейчас.
Исследователи история русского Приамурья 17-го века, начиная с 19-го столетия, дают очень противоречивые сведения по старцу Гермогену, особенно по последнему периоду. Можно, конечно, многое отсечь, как противоречащее каким-то скудным нашим знаниям, подтвержденным строго-архивно, а лучше сказать, в угоду нашим незнаниям каких-то деталей жизни старца. Но, ведь, как говорится «дыма без огня не бывает». Неужели это все фантазии исследователей, в том числе и «Жития» преподобного Гермогена Киренского и Албазинского?
А может это искажения, накопившиеся столетиями по изложению каких-то конкретных обстоятельств, случившихся все же с ним, имеющих место. Никто же специально не прослеживал, биографию не писал о нем при жизни или сразу по кончине. А может, это все и было, но потеряно?
Многие пишут, что иеромонах Гермоген лично принес святую икону Албазинскую Божией Матери в Нерчинск (или в Сретенск). А может быть и принес, но при неизвестных нам пока обстоятельствах. Кто-то пишет, что он побывал и в Китае, в Пекине среди казачьей албазинской диаспоры. Нельзя исключить и этого. Есть сведения, что посетил старец Албазинский острог, уже оставленный к тому времени и разрушенный самими же казаками, согласно Нерчинскому Договору, что называется, приходил на пепелище. Возможно, на самом деле нашел он там и какие-то иконы, там или в Спасском монастыре. И многое другое, что сейчас кажется абсурдным, а на самом деле может быть здесь все наподобие радуги, которая образовывается белым светом разложенном в спектр. И просто чего-то только не хватает, «линзы» своего рода, чтобы спектр мнений сложился в единую определенность.
Последние 2-3 года жизни старца Гермогена оставили нам немало загадок, ответы на которые, надеюсь, позволят всю эту неразбериху собрать в единое логичное целое. Возможно, для этого достаточно будет выяснить совсем немногие детали в биографии старца…
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Пятница, 09.12.2016, 15:00 | Сообщение # 102 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Сплаваем по реке времени на 168 лет вперед от года заключения Нерчинского Договора, заключенного между Российской Империей и Маньчжурской Империей Цин на рубеже августа и сентября 1689 года. В мае 1858 года был заключен новый, Айгунский Договор с Маньчжурским правительством, по которому Россия укрепилась на правобережье Амура.
Обратим внимание на роль Православной Церкви в этом политическом процессе. Вернее даже – одного из иерархов ее в лице святителя Иннокентия (Вениаминова), Апостола Сибири и Америки. У графа Н.Н. Муравьева-Амурского со святителем все годы общения между ними было полное понимание и единомыслие. Глобальные процессы и великие личности, стоявшие у их истоков, можно сказать, проявились величайшими достижениями Симфонии светской и духовной власти на дальних восточных окраинах страны.
Что можно сказать в связи с этим про время заключения Нерчинского Договора? А ничего… Хотя 30-ю годами раньше в России наблюдался мощнейший всплеск такой Симфонии на самом высочайшем уровне в лице Царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона.
К этому времени уже существовала Даурская Духовная миссия в Забайкалье. А, вот, в Нерчинском и Албазинском воеводстве с духовным вопросом было очень туго. Кроме иеромонаха Гермогена некому было проявить высокую духовную харизму даже до самого ухода казаков с Амура, согласно пунктам Нерчинского Договора.
В 1687-88 годы на отчаянные письма Албазинского воеводы Афанасия Бейтона к его доброжелателю и другу Нерчинскому воеводе Ивану Власову, кстати, греку, уроженцу Константинополя, о помощи, помощь приходила. Небольшая помощь, но разнообразная, а, вот, священника туда так и не отправили – некого было послать.
Почему так было на протяжении всей Албазинской эпохи 17-го века? Может быть, такое положение дел и стало одной из основных причин, приведших к уходу русских из Приамурья. Не будем разбирать все эти причина, хотя ущербности русской дипломатии, начиная с Царского двора здесь налицо, но это не тема наших рассуждений.
Все это знал и все чувствовал старец Гермоген, всегда внимательно следивший за событиями в государстве, тем более в Приамурье. Невозможно даже предположить, что он, по прошествии всего трех лет по уходу его с Амура в 1685 году, стал совершенно безразличен к краю, которому посвятил самые лучшие годы своей жизни.
И то, что до сих пор историческая наука не знает ответа на вопрос, был или не был в 1689 году старец Гермоген в Нерчинске, здесь некоторое продолжение загадки, связанной с его личностью и жизнью. Ни подтвердить этого факта пока нет возможности, ни полностью опровергнуть, как бы мы логически не ухищрялись, в своих размышлениях по этому поводу.
Но, все-таки, этим я займусь. Есть некоторые косвенные доказательства того, что старец Гермоген практически до последних своих дней не лишал своего духовного участия возлюбленных духовных чад на огромных расстояниях вплоть даже до столицы Поднебесной Пекина, ратуя и за интересы России, иначе он не мог.
Предположим, что старец, как в свои молодые годы в тяжелый для России момент решился быть там, где он явно был необходим, как «добрый пастырь». Как в таком случае он мог себя проявить, прибыв в Нерчинск?
Известно, что одна из трех его икон-спутниц на Амур в 1665 году, Святителя Николая Можайского типа, находилась к тому времени в казачьей общине Пекина. Остальные две иконы могли быть снова с ним. Когда это произошло: задолго ли до начала переговоров или где-то рядом с ними – не в этом даже суть, важен сам факт его пребывания там, его духовной деятельности, молитвы.
Когда свершились все события известные нам документально, в это время старец и мог оставить в Нерчинске икону Божией Матери Слово Плоть бысть, названной впоследствии Албазинской. Вернее, в Нерчинском Успенском мужском монастыре, который ранее он духовно окормлял и поддерживал. Оттуда-то на рубеже 60-70-х годов 18 века, сто лет спустя, после закрытия монастыря она могла попасть уже и в г. Сретенск, а еще через сто лет – в г. Благовещенск.
С заключение Нерчинского Договора окончательно терялась надежда старца Гермогена вернуться и окончить свои дни в Албазине. Вместе с маньчжурскими дипломатами и иезуитами находилось немало и русских, перешедших на службу маньчжурскому Богдыхану в разные годы, в частности – толмачи. От них старец мог многое узнать о русской колонии в Пекине, даже иметь через них какую-то связь с пекинцами.
С осознанием того, что уже никогда не придется ему быть на родных Приамурских местах, старец вместе с маньчжурскими и русскими посланцами мог решиться дойти до Албазинского острога. Защитникам непобедимой Амурской цитадели был прислан приказ, согласно Нерчинскому Договору, самим разрушить стены острога и покинуть его.
Если это так, то возможно Албазинский пастырь, старец Гермоген смог наконец-то отпеть погибших, умерших от болезней и не отпетых из-за неимением священника своих духовных чад, как об этом просил воевода Афанасий Бейтон. Это логично. Нелогично было бы другое – оставить не отпетыми героических защитников острога и рубежей Амурских, как считается это сейчас. Должен был прийти туда и священник, тем более в такой критический момент.
Что мешало Амурскому пастырю и дальше последовать, чтобы навестить, встретиться в последний раз с дорогими ему людьми в самой столице Маньчжурской Империи – Пекине. Обстоятельства для такого путешествия были благоприятными. Там он мог быть, но не как пленный, а как духовный пастырь, вестник о Православии и России. Здесь он мог благословить своего ученика Дмитрия Несторова, а с ним и всю русскую Пекинскую общину иконой Спаса Нерукотворного, как об этом повествуется в «Житии» преподобного Гермогена Киренского и Албазинского.
При стечении подобным образом обстоятельств, на обратном пути старец, готовящийся уже уйти в вечность, еще раз попрощался с дорогим ему сердцем Албазином, Спасовым монастырем и с теми, кто уже до того геройски ушел с земного пути, многих из которых он знал в лицо и поименно.
Этот последний подвиг старец Гермоген совершал не своей силой, сил уже не было. Но то, что невозможно человеку, возможно Богу. Первая, легендарная Албазинская эпоха в Приамурье закончилась. Вместе с ней уходил и ее духовный носитель иеромонах Гермоген…
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Вторник, 20.12.2016, 10:44 | Сообщение # 103 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Имеются основания предположить о возможном участии ( а может и авторстве) иеромонаха Гермогена в создании «Повести о чудеси святых благовеных великих князей Всеволода и Довмонта, во святом крещении нареченных Гавриила и Тимофея псковских чудотворцев»:
Лета 7198 го октября в 23й день. В Якутской, в приказной избе перед генералом и воеводою пред Матфеем Осиповичем Кровковым Албазинские козаки Ганка Флоров да Митка Тушов с товарищи с семьдесят три человека сказали: ходили де они для ясашного сбору и на соболиные промыслы по Амуру кто где, кто иным по сторонним рекам. И отделилось де от них станица двенадцать человек Васка и приехали де от них с стороны два человека на белых лошадях и в брони, в сайдаках и с копии. И спрошали что де вы за люди! И они им сказали: мы де из албазина служилые и промышленные люди. И они им рекли: что де вы упромышляли соболей, и они им сказали: Еще де нам бог не послал ничего. И они рекли им: Сколку де у вас в промыслу обещание добрых соболей, и они им сказали: обещались де мы псковским чудотворцам Всеволоду и Доманту отдать на церкви с десяти соболей по [... ] соболю. И те два воина вопросили их: давно де вы промйшляете, и давно ли обещание ваше псковским чудотворцам и вы образ ПСКОВСКИХ чудотворцев знаетель? И они им сказали: что де мы вообраз псковских чудотворцев не знаем, только де на них веру держим. И воины рекли им: смотрите де вы на наши, таковы же подобия и псковские чудотворцы что и мы. А как де будете во Албазине и вы скажете соборному белому попу, придут де из них под град китайские люди, и Албазинцы де град здадут. И после де того придут русские люди, и город засядут. И паки придут китайцы, и будут ко граду приступы и бои великие, и на тех боях будем мы в помощь русским людям. А они бы русские люди не торопились, а града китайцы не возьмут. А вы де упромышляете на человека только сороку соболей, а больши того в промысле у вас не будет. И они промышленные люди тем дву воинам стали бить челом. Будет де вы едете, во Албазин, отвезите де от нас по свещи псковских чудотворцам и на молебен. И они два воина свещи у них приняли, а денег не приняли, а взяли у них хмеля. И они де промышленные люди по их слову упромышляли на человека только по сороку соболей. И приходили под Албазин Китайцы и Албазин град китайцам здаша, и с ними отьехаша в Китай,, и Русские де люди после поворотились и город Албазине засели, и быша бои и приступы великие меж себя ножами резались. И помощию псковских чудотворцев Русские люди град отсидели. И тех воинов свещи и имена промышленных людей которые подали свещи и имена тех дву воины положиша пред спасовым образом.
Явление албазинским казакам псковских святых
«Повесть о чудеси» комментирует доктор исторических наук, профессор А.Р. АРТЕМЬЕВ: Перед нами чрезвычайно интересный документ. Интересен он прежде всего тем, что описанные в нем предсказания чудотворцев явно соотносятся с реальными событиями. Речь здесь идет о двух осадах маньчжурами Албазинского острога в 1685 и 1686-1687 гг. В ходе первой из них укрепления Албазина оказались не в состоянии противостоять разрушительной силе китайских пушек, и острог был сдан. Большинство защитников крепости во главе с воеводой А.Л.Толбузиным ушли после этого в Нерчинск, а пожелавшие служить «императору поднебесной» были уведены в Пекин, где из них сформировали отдельную роту гвардии. Как только выяснилось, что маньчжуры покинули развалины Албазина, Нерчинский воевода И.Власов отправил на восстановление острога два отряда - во главе с А.И.Бейтоном и А.Л. Толбузиным. В июне 1686 г. строительство новых укреплений в основном закончилось, а 7 июля маньчжуры вновь осадили город.
Вторая осада Албазина продолжалась пять месяцев. В ходе ее албазинцы не только защищались, но и совершали смелые вылазки, пытаясь отбить у противника артиллерию. По-видимому, именно в этих схватках осажденные и осаждавшие «меж себя ножами резались», как сообщается в «Повести». К декабрю из 826 защитников крепости 100 погибли в боях, а более 500 умерли от цинги. Потери в маньчжурском лагере составили к тому времени более двух с половиной тысяч человек. Начавшийся в войсках противника голод и гонцы из Москвы с предложением о переговорах заставили китайского императора снять осаду. Однако и после этого вплоть до мая 1687 г. маньчжуры оставались подле острога, всячески мешая нормальной жизни албазинцев, но, как сказано в «Повести», «русские люди град отсидели».
28 августа 1689 г. в Нерчинске был подписан первый русско-китайский договор, согласно которому граница между двумя государствами отодвигалась к северу и должна была проходить по р. Горбица, впадающей в Шилку. Албазинский острог оказался за пределами русской территории и подлежал уничтожению, а его жители - переселению. В начале сентября служилые люди во главе с А. Бейтоном разрушили укрепления Албазина и со слезами на глазах покинули дорогой ценой обжитое и отвоеванное место.
Все поименованные в «Повести» участники событии - вполне реальные лица. Матвей Осипович Кровков - один из первых в России генерал-майоров, отличившийся в русско-турецкую войну 1677-1681 гг. в сражениях на Днепре у Бужина и под Чигирином. В 1683 г. он стал якутским воеводой и пробыл им ни много ни мало — 13 лет.
Казак Гаврила Фролов, главный ответчик в «Повести», хорошо известен историкам как деятельный участник освоения Приамурья в третьей четверти XVII в. Он был, по-видимому, яркой личностью, и о нем стоит рассказать подробнее... (Продолжение комментария следует).
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Среда, 21.12.2016, 03:43 | Сообщение # 104 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Уточняю про "Лета 7198 го октября в 23й день", о котором говорится в "Повести о чудеси..." - это 1689 год по нашему летоисчислению и уже 1690 - по допетровскому.
Продолжение комментария А.Р.Артемьева:
...В 1676-1677 г. Г.Фролов состоял в должности приказчика Албазинского острога. Недолгое пребывание его в этой должности, видимо, связано со скандалом, отголоски которого дошли до нас вместе с документами той эпохи. Материалы, обнаруженные историком П.Т.Яковлевой, свидетельствуют о том, что в 1677 г.(в документах, видимо, ошибочно указан 1676 г.) группа служилых албазинцев во главе с казачьими десятниками Михаилом Сапожником и Евдокимом Григорьевым явилась в судную избу и учинила суд и расправу над Гаврилой Фроловым, который якобы брал взятки и давал ссуды под большие проценты [6, с.58]. Иную подоплеку можно усмотреть, если верить донесению самого Г.Фролова, отправленному вскоре после 29 марта 1677 г. - того дня, когда произошел инцидент. Как следует из донесения, албазинские казаки в этот день били челом приказчику, чтобы тот отпустил их собирать ясак по рекам Зее и Быстрой, где жили тунгусы — подданные китайского императора. Однако Фролов не позволил им этого, поскольку, имел наказ от русского посла в Китае не вступать в конфликт с подданными императора [3, с.143, 144].
В июне 1679 г. новый албазинский приказчик Г. Лоншаков отпустил Фролова с отрядом в 50 казаков для дальнейшего «проведования» Зеи. На трех дощаниках казаки проплыли Амуром до устья Зеи и поднялись по ней до устья Селемджи. Здесь отряд разделился. Во главе с Фроловым к верховьям Селемджи пошли 30 человек. До морозов они успели дойти до устья р.Бысса и поставили там Селемджинский острог и зимние избы. Зимовка была тяжелой, и почти все спутники Фролова умерли от голода. Оставшиеся в живых через год вернулись в Албазин с 10 сороками соболей, собранных с объясаченных тунгусов [1, с.47]. Добытый казаками ясак был весьма значителен, если учесть, что весь Албазин присылал в государеву казну лишь 40-50 сороков соболей в год [6, с.130].
В 1682 г. Фролов, судя по документам, опубликованным в «Дополнениях к актам историческим» [Т. 10, 1867, с.236; Т.11, 1869, с.80], находится в зимовье на р. Амгунь. Ему на смену был послан из Албазина казачий десятник Гришка Степанов сын Мельников с 20 служилыми и 47 промышленными людьми. Однако добраться до зимовья им не удалось. По дороге они столкнулись с плывущими на судах к Албазину маньчжурскими войсками, большинство из них вместе с десятником были пленены, а остальные бежали.
Документы, помещенные в тех же «Дополнениях к актам историческим» [Т. 10, 1867, с. 346-348; Т.11, 1869, с.202-203; Т.12. 1872, с.2-8, 98-101] , рассказывают и о других обстоятельствах жизни Г.Фролова. В 1684 г. он обвиняется в измене и «воровстве». 1 августа казачий пятидесятник Герасим Ципандин из Удского зимовья шлет отписку якутскому воеводе Ивану Приклонскому, правда, к этому времени уже смещенному. В ней он сообщает, что воровской приказчик Албазинского острога Фролов в Тугурском остроге отбил у боярского сына Петра Аксентьева пятерых аманатов (заложников), под которых затем собирал ясак. В том же году Приклонский якобы со слов Аксентьева пишет в Москву о воровских действиях Фролова, добавляя от себя, что тот изменил великому государю, ограбил в Албазине Нерчинского воеводу Федора Воейкова и хотел его убить.
Насколько эти доносы соответствуют истине, можно судить хотя бы по таким фактам. С 29 мая по 22 июня 1685 г. в Албазине ведется «розыск о злоупотреблениях» самого Федора Воейкова и его сына Андрея, так что в этой ситуации вполне мог иметь место навет на Фролова. Скорее всего ложными были и другие обвинения. 10 апреля 1685 г. албазинские казаки, а также промышленный человек Митька Тушев, упоминаемый, кстати, в «Повести», в приказной избе Енисейска рассказали боярину и воеводе, князю К.О.Щербатову о походе на неясачных тунгусов, живущих по рекам Быстрой (Бурея) и Хамуну (Амгунь). Все претензии по поводу аманатов Тугурского острога они решительно опровергли. По их словам, на Амгуни к ним примкнули якутские казаки Петрушка Меркушев с 14 товарищами, которые вместе с добытыми ими пятью аманатами ушли из Тугурского острога «от великих налог и обид Якуцкого сына боярского от Петра Оксеньева». Они попросили Г.Фролова принять их на службу в Албазинский острог. Обо всем этом казаки подали челобитную якутскому воеводе М.О. Кровкову. Список с нее «за рукой Якутской приказной избы подьячего» был также дан Фролову. Тот послал отписку о случившемся в Албазин, приказчику Ивану Войлошникову, но отправленных с ней служилых людей перехватили маньчжуры.
По-видимому, причиной столь яростной неприязни к Г. Фролову со стороны служилого начальства была зависть к его успехам. В отписке упомянутого выше Г.Ципандина сообщалось, что за два года он собрал на Амгуни 11 сороков 29 соболей (!), которых категорически отказался передать пятидесятнику и сам повез в Якутск.
Сведения о Фролове содержатся также в письме русского посла в Китай Ф.А.Головина [4, с.353]. Согласно этому письму, в 1688 г. посланные на разведку к осажденному маньчжурами Албазину Нерчинские казаки встретили Г. Фролова с товарищами, которые сообщили им, что китайцы скосили, а затем подожгли вокруг острога хлеб и отошли прочь. Письмо не позволяет утверждать, что во время второй героической осады Албазина Г.Фролов был среди его защитников, хотя совсем исключать этого нельзя.
Публикуемая «Повесть» - последнее известие о судьбе отважного первопроходца Г. Фролова...
Продолжение комментария следует).
|
| |
| |
| Игнатий | Дата: Четверг, 22.12.2016, 16:57 | Сообщение # 105 |
|
Группа: Аккредитованные
Сообщений: 672
Награды: 4
Репутация: 2
Статус: Оффлайн
| Чудо, случившееся с отделившимся от Фролова отрядом казаков во главе с каким-то Васькой, произошло, по-видимому, на р. Амгунь незадолго до взятия Албазинского острога в июне 1685 г. С. Н. Марков считает, что явление это «имело место» в 1683 г., но оснований для столь точной датировки не приводит. По нашему мнению, это могло случиться между 1681 и 1685 гг., т.е. в любое время, когда Фролов находился на Амгуни. Однако окончательно «Повесть» сложилась, очевидно, после второй осады Албазина весной 1687 г. Ведь известно, что после первой осады в остроге ставить свечи (факт, упоминаемый в «Повести») было негде: церковь Вознесения была сожжена, разрушен был также и Спасский монастырь, стоявший в 4 км от острога. Это как раз подтверждает, что в «Повести» речь идет не об одной, а о двух осадах Албазина.
Сам «факт» явления первопроходцам псковских святых Всеволода и Довмонта представляет большой интерес. Дело в том, что культ Всеволода-Гавриила (умер в 1138 г.) поддерживал идеологию независимости псковского княжества, а культ Довмонта-Тимофея (умер в 1299 г.) олицетворял военное подкрепление этой концепции. На протяжении всего средневековья культ этих святых оставался специфически псковским. Поэтому можно утверждать, что среди «очевидцев» чуда, несоменно, были псковичи. С.Н.Марков предполагает, что псковичом был сам Г.Фролов, но это никак не следует из его биографии и маловероятно по нескольким причинам. Во-первых, из «Повести» явствует, что Фролов не присутствовал при явлении святых князей-воинов, а рассказал о происшедшем с чужих слов. Во-вторых, в «Повести» содержится довольно подробное описание снаряжения святых: «на белых лошадях и в брони, в сайдаках и с копии». Между тем всякий, кто знаком с культом Всеволода и Довмонта, знает, что в снаряжении этих святых должны быть боевые мечи.
О мечах князей, стоит сказать особо. Меч, долгое время приписываемый Довмонту, появился среди государственных реликвий Пскова не раньше второй половины XIV в., когда состоялась канонизация Довмонта и его оружием стали торжественно опоясывать князей в Троицком соборе при посажении на псковский стол. К тому времени подлинного меча Довмонта не сохранилось, и вместо него положили клинок, который был изготовлен не ранее XIV в. Еще более поздним является меч, принадлежавший якобы Всеволоду. По всем характерным признакам он относится к XV в. (кстати, этому мечу дивился сам Иван Грозный, посетивший Псков в 1569 г.). По-видимому, при создании новой реликвии в канун включения князя Всеволода в 1549 г. в общерусский пантеон святых более древнего меча псковичи отыскать просто не смогли. Оба меча несколько столетий хранились рядом с мощами святых князей-воинов в кафедральном Троицком соборе Пскова, а в наше время перекочевали в экспозицию Псковского музея-заповедника.
Отсутствие в описанной первопроходцами экипировке Всеволода и Довмонта столь характерной для нее детали позволяет усомниться в том, что среди ответчиков перед якутским воеводой М.О .Кровковым были псковичи. По-видимому, подлинный автор «Повести» не пережил трудных для русского Приамурья лет и погиб при героической обороне Албазина или острогов на Зее и Селемдже.
Г.А. Христосенко - автор специального исследования о происхождении жителей Нерчинского острога, в чьем уездном подчинении долгое время находился Албазин, - предполагал, что среди его населения были и выходцы из Пскова. Между тем бесспорные свидетельства этого опубликованы еще в 1958 г. П.Т.Яковлевой. По ее данным, в 1675 г. в Нерчинск прибыло семь ссыльных, среди которых был, в частности, пскович; Иван Кириллов с женой и детьми. Публикуемая «Повесть» также свидетельствует об активном участии псковичей в труднейших походах первопроходцев в самые отдаленные районы Приамурья. (Окончание комментария А.Р. Артемьева).
Сообщение отредактировал Игнатий - Четверг, 22.12.2016, 16:58 |
| |
| |
